решение не отбирать у меня оружие и не выпотрошить карманы. С другой стороны, чего аборигенам бояться пистолета, если меня спеленали в своеобразную смирительную рубашку? Они сильны, могущественны и уверены в себе. Почему бы не предположить, что меня хотят сделать бессловесной пешкой в какой-то местной потехе с элементами острых ощущений? Да, собственно говоря, им, таким прозорливым, должно быть известно, что и без «спиттлера» я умею творить маленькие чудеса. Неожиданно мне подумалось, что оружие является неким символом, играет не известную, не понятную мне ритуальную роль. Я чувствовал, что эту пришедую из подсознания отвлечённую, малозначающую саму по себе мыслишку следует пристегнуть к другой, и тогда странная ситуация прояснится. Но эту другую мысль я так и не сумел генерировать, что повергало меня в уныние.
Лапец тоже был не в настроении. По словам Вомб и Хенды, ему предстояло катиться каким-то там клубком. Что сие означало, я понятия не имел, но видел, как сильно это удручает карлика. Едва мы оказались в палате Вомб (или, правильнее будет сказать, в моей), Лапец выплеснул все свои сомнения и страхи на меня. Разумеется, я опять не сумел перевести кулачный монолог длиннорукого карлика в активную двухстороннюю беседу и принужден был исполнять роль одетой сборщиком налогов резиновой куклы, которые стоят в салонах психофизической разрядки. Кстати, вход туда далеко не бесплатный, а Лапец сорвал на мне зло, не потратив ни гроша. И всё-таки в карлике было больше злости, чем силы, поэтому он хотя и наставил мне синяков и шишек, но так и не выбил ни одного зуба. На этот раз Вомб и пальцем не пошевелила, чтобы меня защитить, со странным выражением лица наблюдая за избиением, если можно так выразиться, будущего младенца. Истекая вонючим, как секрет скунса, потом и сипло дыша, злобный карлик наконец оставил меня в покое.
Между тем моя патронажная медсестра начала готовить стоявшую вдоль стен диковинную технику к демонстрации новых, надо полагать, не менее фантастических чудес. Пробегавшие по её лицу тени недвусмысленно анонсировали предстоящий фильм ужасов. Свежепобитый, с дрожащими поджилками, я ожидал очередного морального и физического избиения.
Вомб хлопотала вокруг вместительной полусферической чаши, установленной на трубчатой стойке, усеянной торчащими во все стороны штуцерами, фланцами и электрическими (?) разъёмами. Прозрачная чаша была бы копией используемой на соревнованиях штангистов кюветы с магнезией, если бы не гофрированные чёрные шланги с блестящими наконечниками и толстые кабели, подсоединённые к её ножке медсестрой. Свободные концы энергокабелей и шлангов Вомб подключила к ответным частям пристенных аппаратов и, критически всё перепроверив и осмотрев, в течение нескольких минут настраивала лимбы, шкалы и ручки с высунутым от усердия языком.
Я взглянул на Лапца и поразился: в его глазах стояли слёзы! Он, только что поколотивший меня, сейчас меня жалел, будучи осведомлён об уготованных мне матушкой Вомб новых мучительных процедурах!
