толкнулся, как предупреждал. Но я – нет предела ослиному упрямству и бабской дурости! – только выругалась, что живот и длинный подол мешают видеть, куда ногу ставишь, и полезла наверх. Как же – семь ступенек – это сущая ерунда! Раньше я и не на такую высоту забиралась! Зато как люстра засияет!
А дальше случилось то, что обычно случается с планами безмозглых кретинок – всё пошло наперекосяк. При первом же прикосновении тряпки к люстре мне на голову посыпалась пыль и комья паутины, да так, что я отчаянно зачихала. Попытка протереть что-то одной рукой немедленно вызвала качание всей конструкции. А вторая у меня – вот незадача! – была занята тазом, который я держала, уперев в бедро.
И что дальше? Люстра звенит, меня шатает, таз кренится… и тут от двери послышался голос Холта:
– Что здесь происходит?
Попытка обернуться стала роковой – я потеряла равновесие. Первым улетел вниз и грохнулся об пол таз. Потом повело стремянку с махающей на ней, как курица на взлёте, верхними конечностями мной. Повело, перекосило, накренило… и мы полетели… Я даже заорать с перепуга не успела – просто онемела от ужаса, от мысли, что упав, потеряю дочку, ведь двадцать шесть недель – это слишком рано! Попыталась сгруппироваться, чтобы приземлиться на бок, как-то прикрыть живот… и тут меня поймали. На руки. Мягко.
А вот голос мягким не был:
– Ньера, вы идиотка!
Он ещё как-то умудрился спружинить коленями и устоять на ногах. Но смотрел злобно, как храмовник на упыря. Ну ещё бы! Руками я до боли вцепилась ему в плечи, а тряпка… ой, моя грязная мокрая тряпка повисла на Холтовой вороной макушке. Я зачарованно смотрела, как на свисающем на лоб уголке набухает грязно-серая капля… Сейчас шлёпнется на нос…
Дёрнулась, упираясь руками ему в грудь, пытаясь освободиться.
– Дважды идиотка. Не двигайтесь. Сейчас отнесу вас в комнату и пошлю за врачом – пусть вас осмотрят. И лучше ничего не говорите! Ни одного слова! Вообще не открывайте рот! – мотнул головой, сбрасывая тряпку.
Я испуганно кивнула. Врач – это хорошо. Лишь бы обошлось, лишь бы обошлось… Если что-то совсем не так, помогу себе волшебством. Пусть дочка будет не такая сильная в магии, но живая… Но какая, какая, какая же я дура!!! По щекам бежали слёзы испуга, облегчения, злости на свою беспросветную глупость… Что же я натворила?
Как только Холт вышел из комнаты, положила ладони на живот, настороженно ощупывая. Малышка лягнулась. Живая! И – спасибо Холту! – вроде бы при приземлении обошлось без рывка. Архивариус сумел меня поймать и, согнув ноги, погасить импульс. Но всё равно было жутко. А вдруг отошла плацента? А если от сотрясения начнутся преждевременные роды?
Я лежала, прижав к животу подушку, и тихонько плакала.
Врач – пожилой мужчина с чёрным кожаным саквояжем – пришёл очень быстро. Холт за его спиной сощурился на меня и поднёс палец к губам – молчи! И заговорил сам:
– Ньер Ильери,
