style="font-size:15px;"> – Может, «машкой» сделаем? – Бузе шел шестнадцатый год, и он прекрасно знал, как это принято у взрослых уркаганов.
Он взял в горсть лицо Художника… И снова этот отвратительный запах… Художник впился в эту лапу зубами, изо всей силы, так что брызнула кровь.
– Все, пидор! – Буза совсем озверел.
Художник дрался нередко, и чаще побеждал – не от силы и умения, а от бешеной злости. Но столь унизительно и жестоко его еще не били. Сознание начало уплывать.
– Кусается, бля! – Буза подпрыгнул, хотел приземлиться ногами на спину, но поскользнулся.
Художник поднял залитые кровью глаза, встретился с Бузой взором и понял одно – тот хочет его убить.
– Козел, – упрямо прошептал Художник…
– Буза, да хватит с этой мелкоты, – крикнул кто-то из пацанов.
Шобла теряла задор, понимая, куда идет дело.
– Бздите, да? – крикнул Буза.
В руке Бузы возникла тяжелая железяка типа лома.
Тут и послышалось задорное:
– Брысь, шкеты!
– Греби отсюда, мужик, – бросил Буза. Он был как не в себе. Ему хотелось использовать металлическую железяку. И он не думал, что будет дальше.
Художник перевел дыхание и прислонился к старой резиновой шине, которую ему недавно с кряканьем опустили на спину.
На берег пруда вышел невысокий, в кургузом пиджачке, небритый, с алкашным оттенком лица мужчина. Руки его были обильно татуированы. Глаза смеялись.
– Я кому сказал! Брысь! – прикрикнул он.
Шесть подростков. Да еще у одного металлический прут, у другого нож, у третьего бритва – это опасно даже для самого крепкого мужчины. Они начали окружать незнакомца.
– Бунт молокососов? – рассмеялся мужчина. И вдруг с быстротой кобры рванулся вперед, сграбастал первого попавшегося пацана, захватом зажал шею. Со щелчком вылетело лезвие ножа. – Его первого режу. А потом – как придется!
Пацаны застыли.
– Психованный. – Буза взвесил в руке прут.
– Ты вторым будешь, – пообещал мужчина.
Буза невольно отступил, что не укрылось от глаз его шестерок. Шобла колебалась. Шобла была испугана. А испуг шоблы легко перерастает в панику.
– Дядя, не надо! – истошно заорал заложник, когда лезвие надавило на шею.
Буза отбросил прут.
– Брысь отсюда, щенки! – Мужчина отшвырнул от себя пацана, наддав ему пенделя, и подался вперед, взмахнув лезвием.
Тут и послышалось долгожданное:
– Атас!
И шобла рассыпалась в стороны.
Художник так и сидел, прислонившись к шине. И всхлипывал. Из носа и раны на голове текла кровь.
Неожиданный спаситель нагнулся над ним, взял за подбородок, посмотрел в глаза.
– Это ты дуролому тому нос раскровянил?
– Я, – кивнул Художник.
– Хвалю,
