на из ряда вон выходящий поступок, вроде того, что совершил этим вечером Герман Бельке.
– Так он там… – Илья удовлетворенно выдохнул, надеясь, что она забудет те глупости, которые, как он подозревал, уже начали созревать в ее голове, но она уже продолжила, стирая облегчение с его лица. – Кто же отвезет меня домой в таком случае?
В квартире было совсем темно – и пусто, конечно. Норы не было, экономка уходила в девять вечера, если Ада не просила ее остаться. Но утром, тысячу лет назад, кто бы мог подумать, что ей будет нужна компания, что ей снова страшно будет оставаться одной? Она прошла по всем комнатам, дрожащей рукой включая свет, и нервно оглядываясь. Прежде, чем зайти в ванную, простояла у закрытой двери минут десять, не решаясь заглянуть. Только сейчас до нее начинало доходить произошедшее, но она отказывалась об этом думать. И все же мысли приходили – неужели опять? Так быстро – всего три дня, как мир лишился одной из своих опор – и уже гремят взрывы и умирают люди. Нет, раньше террористические акты тоже случались – не дремали враги Евразии, постепенно приобретавшие адский облик исламские фундаменталисты, заговорщики, мало ли кто еще – но исполнителей всегда ловили и примерно наказывали, и никогда эти теракты не были такими наглыми, такими беззастенчивыми. И еще происки врагов служба охраны часто предотвращала – когда-то каждые несколько месяцев объявляли о раскрытии очередной группировки, а в последние лет пять-шесть все как-то затихло. А теперь начнется снова. Ей было страшно, и, не в силах успокоиться, она бродила из комнаты в комнату – сизое приведение, тень самой себя с перевязанной рукой в измятом вечернем платье – черном, как и положено на похоронах. Так и не собралась с силами переодеться, хотя ее некогда такой красивый наряд за сегодняшний вечер успел превратиться в половую тряпку. Даже Норе не отдашь, чтобы привела в порядок, не подаришь – стыдно будет за такое «благодеяние».
Сердце колотилось как бешенное – и она все больше и больше злилась на Диму, который сейчас должен быть рядом с ней, а не в развалинах крематория. Он там уже ничем никому не поможет, думала, пытаясь не пустить за веки картины – раненных, убитых, искалеченных, пострадавших. А ей он бы так помог, появился, сияя уверенностью и порядком, живое воплощение спокойных, скучных и таких милых последних лет. Пусть тоскливых, пусть скучных – сейчас она многое отдала бы, чтобы Президент жил вечно и не было ни этих ужасных похорон, ни этого закравшегося сомнения, ни этого взрыва, беспрецедентного в своей наглости. Ведь это значит, враги пробрались в самое сердце Столицы, ничего не боятся негодяи. Был бы жив Президент, они бы не посмели, он бы защитил, самим фактом своего существования цементируя их хрупкий, хрустальный мир. Без него она ощущала себя сиротой, хотя он ничем не напоминал ее отца.
Наконец, Ада не выдержала и подошла к ночному столику, в верхнем ящике которого Дима иногда оставлял таблетки – в основном, когда не мог ночевать у нее или после жутких истерик, которые она закатывала ему, измучившись от
