расширить пределы своего «сёэна», захватывая все новые земли в результате военных походов или вырубая леса. Ведь чем больший земельный фонд скапливался в руках у феодала, тем больше земельных наделов-поместий он мог раздать своим «боевым холопам». Центральное правительство империи Ямато, естественно, с опаской относилось к нарастающему могуществу провинциальной знати. Но центральным властям приходилось мириться с этим, ибо «воинские дома», способные быстро собирать самурайские боевые отряды-«бусиданы», были необходимы и самому Божественному Императору Страны восходящего солнца.
Согласно древним японским традициям, все члены клана, как и все члены воинского дома, беспрекословно подчинялись главе клана. Эти же порядки распространялись не только на кровных родственников (сородичей, то есть собственно членов клана), но и на всех членов воинского дома. Таким образом, предводители военных отрядов-«бусиданов» занимали исключительное положение и постепенно упрочивали его, щедро раздавая все новые захваченные земли все новым «боевым холопам». Это обстоятельство во многом определяло дух провинциальных «воинских домов» с характерной для них строжайшей военной дисциплиной, мировоззрение и поведение самураев, превыше всего ценивших непоколебимую верность господину-сюзерену и беспрекословное повиновение его приказам. Можно смело сказать, что именно личная преданность и послушание были источником беззаветной храбрости и бесстрашия «боевых холопов», воспетых в многочисленных японских героических сказаниях. Так, в знаменитых «Кондзяку-моногатари» («Стародавних повестях»), датируемых X–XI веками, уходящий на бой воин-«буси» заверяет своего господина и военного предводителя:
«Служа тебе, готов я расстаться с жизнью; легче пуха она для меня. Доведись мне смерть ожидать с глазу на глаз с мятежниками, не повернусь я спиной к врагу, лишь бы жизнь свою сохранить».
В свою очередь, военные предводители «боевых холопов» (под какими бы наименованиями они ни выступали) были «лучшими из лучших», «элитой из элит» самурайской касты.
В основе самурайского военного искусства не лежало какой-то единой, четко, раз и навсегда сформулированной концепции. На протяжении столетий все новым поколениям смамураев и военных предводителей «буси» приходилось сталкиваться со все новыми вызовами, новыми военными технологиями и, в первую очередь, новыми противниками, искать и находить адекватные ответы на эти вызовы. Изо всех изменений в сфере военного искусства «боевых холопов» ни одно не могло сравниться по значительности своих последствий с возрастанием роли японской пехоты на полях сражений, начиная с середины кровавого XVI столетия (впрочем, все другие столетия истории самурайского сословия были, при ближайшем рассмотрении, не менее кровавыми). Нередко сводимый, в рамках весьма упрощенных концепций, только лишь к введению в употребление в Японии огнестрельного оружия («огненных трубок»), завезенных на Японские острова
