его обеими руками, небрежно кинула в воду. Зверёк заорал, забултыхался, с шипением уходя в кипяток. Волны бились о края кадки, выплёскивались на снег, оставляли чёрные проплешины.
Искра устремила рассеянный взгляд вдаль – туда, где над остроконечными верхушками плюгавых сосенок бился, рассекаясь на бледнеющие язычки, чёрный дымный родник. Она следила за этим родником, и ресницы её мечтательно подрагивали.
– Огонь в помощь! – сказал Головня.
– Благодарствую, – улыбнулась Искра, проясняясь взором.
– Потрошить-то сама будешь или кого на подхват возьмёшь? Могу пособить.
– Да уж справлюсь. У тебя небось своих дел хватает, чтоб ещё мне пособлять.
Головня засопел, раздумывая: играет она с ним или вправду отлуп даёт? Лёд их разберёт, крольчих этих. Всё у них шиворот-навыворот. Нет бы прямо сказать: «Гуляй, мол, ненаглядный, не пара ты мне». Нет, вилять будут, хвостом махать, а правды не скажут.
– Я чего пришёл-то… Вещица у меня одна есть. Хотел тебе показать. – Головня помялся, решаясь. – Встретиться бы надо. Чтоб подальше от чужих глаз. Вещь тайная, не всем о ней знать можно.
– Что ж, и встретимся.
– Сегодня вечерком зайду.
– Сегодня? Сегодня мы гадаем. Туда парням нельзя.
– Тогда завтра.
Она вскинула на него глазищи: бедовые, дымчатые, блескучие. Спросила одними губами:
– А не обманешь ли, Головня? Завлечёшь почём зря, да наврёшь с три короба. Вы, парни, такие.
– Огонь свидетель, правду говорю! – побожился загонщик.
– Велика ли вещица-то?
– Маленькая совсем. Редкостная.
Искра посмотрела на бездыханное тело щенка, раскисшей шкурой плававшее в кипятке. Повернулась к Головне, промолвила, сложив пальцы:
– Достанешь его?
Головня толкнул ногой кадку, и кипяток разлился, сожрав снег вокруг. От засеребрившейся земли поднялся пар, мокрое тельце зверька застряло в переплетениях корявых ветвей. Искра взяла из нарт длинную палку и брезгливо вытолкала ею на снег мёртвого щенка, чтобы остудить горячую шкуру.
– Отец-то твой дома, что ли? – спросил загонщик, наблюдая за ней.
– Не, на реку ушёл… У него одна забота – в проруби ил гонять. Или по гостям шляться.
Вдруг дверь распахнулась, и на мороз выскочил мальчишка зим четырёх от роду, в наспех накинутом меховичке и больших, не по ноге, рваных ходунах. Колпак на нём сидел криво, закрывал один глаз. Увидев Головню, мальчишка замер и поправил колпак, чтобы разглядеть пришедшего. Из жилища грянул женский голос:
– Дверь прикрой, заполошный.
Мальчишка вздрогнул и бросился закрывать дверь.
– Ну ладно, бывай тогда, – сказал Головня. – Про уговор не забудь.
Искра выпрямилась, с чувством
