перед ней, не обнял и не согрел теплом своих рук её руки.
Не знала Любка, не ведала, что в первую же зиму, как она уедет из дома, не станет Синюшки, истает сестрёнка, то ли от болезни, то ли без нужного ухода, а может, от того и другого вместе. И что ровно через сорок дней, возвращаясь с ее поминок, замерзнет в пьяном состоянии её мать с Тимуркой на руках на остановке у кладбища, почти рядом с городом, в ранних сумерках студёного зимнего вечера. И прежде чем кованым холодом закует их остывшие тела, покрывающиеся изморозью, будто белым саваном, мимо пролетит с воем и пролетным свистом не один автобус и другой транспорт. Пронесутся стремительно перед женщиной с ребёнком на руках, пытавшейся их остановить поднятой рукой, но ни один из них не остановится, лишь обдаст обжигающим снежным вихрем, сверкающими огнями, с гремящей музыкой и спасительным теплом внутри, к которому они стремились.
И сколько потом ночей пройдет, когда Любка в удушающем порыве кошмарного сна будто наяву будет бросаться наперерез летящему в ночи автобусу и молящим взглядом искать живые глаза лихого шофера, чтобы этот автобус остановить. И каждый раз вместо живых человеческих глаз она будет видеть, цепенея от ужаса, провалины пустых глазниц скелета, сидящего за рулем, будто это увидела из фильма ужасов. И каждый раз просыпаться в холодном поту и слезах и долго приходить в себя.
Так и просидит она тогда трое суток в аэропорту и не попадет на похороны из-за страшенной пурги, разыгравшейся в те дни, и, обессиленная, вернется в общежитие и надолго закоченеет душой от непомерного горя, разрывавшего душу. И на всю оставшуюся жизнь застынет тоска в ее глазах, будто припорошенных холодом, и из них будет тянуть таким могильным холодом, что человек, задержавший на них взгляд, невольно отведёт его, чувствуя, как начинает холодить и его душу.
И только потом, когда приехала на родимые могилки, убедилась Любка в лживой людской молве, что на том свете все равны. Может, и так, но не равны, стоило ей только посмотреть на провалившиеся ямки и поваленные бесфамильные кресты на некоторых могилах, а другие выглядели как величественные памятники, сооружённые на века. На могилках её мамы и Тимурки стояли почерневшие деревянные кресты и маленькие холмики земли, заросшей разнотравьем. Немало ей тогда пришлось потратить времени и денег, чтобы вертлявые и скорые на халтуру людишки всё сделали, как надо, и Любка посветлевшими глазами посмотрела на ухоженные могилки с голубыми оградками и облегченно вздохнула: теперь у них всё как у других людей, пусть не обижаются на неё, родненькие, – сделала, что смогла. И каждый год в поминальный скорбный день она будет приезжать к ним, чтобы помянуть их горькой слезой. Иначе она не может. Конечно, для неё мама была при жизни не очень хорошей мамой, но это её мама, родная, со своей несчастной судьбой, и она её любит и будет любить до конца своей жизни.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
