отвечал граф, обмахивая лицо широкими полями шляпы. – Чорт знает, куда мне теперь ехать!
– А когда так, граф, то надо прежде закусить и выпить; ехать-то, может быть, придется далеко, а пустой желудок – всегда плохой советник.
Франц вернулся, неся в руках пузатый жбан с вином, под мышкой – большой окорок ветчины, а на плече – круглый хлеб, на котором лежал кусок сыру.
– Вот от чего слюнки потекут! – сказал Джузеппе.
И, увидев кусок холста, висевший на веревке, прибавил:
– Накрыть скатерть?
– Нет, можно и так поесть.
Франц проворно разложил провизию на лавке и сам с Джузеппе сел по обеим концам её.
Граф, стоя, отломил кусок хлеба, положил на него ломоть ветчины и выпил стакан вина.
– Вот эта предосторожность будет не лишняя вашей милости, – заметил Джузеппе: он давно служил у графа де Монтестрюка и позволял себе кое-какие фамильярности.
У Франца рот был полон, и он не жалел вина; он только кивал головой в знак согласия, не говоря ни слова.
Между тем граф ходил взад и вперед, и только каблуки его крепко стучали по земле. Проиграть шестьдесят тысяч ливров в каких-нибудь два часа! а чтоб достать их, в недобрый час он заложил землю, леса, все, что у него оставалось. Разорение! Конечное разорение! А у него жена и сын! что теперь делать? Тысяча черных мыслей проносились у него в уме, как стаи воронов по осеннему небу.
Закончив скромный завтрак, Джузеппе и Франц стали подтягивать подпруги и зануздывать лошадей, и скоро вывели их из конюшни. Прибежал слуга; граф высыпал ему в руку кошелек с дюжиной серебряной мелочи, между которой блестел новенький золотой.
– Золотой – хозяину; – сказал он, слегка ударив его по плечам хлыстиком; – а картечь – тебе, и ступай теперь выпить!
Через минуту, граф спускался по той самой узкой улице, по которой поднимался ночью. Зеленоватый свет скользил по краям крыш; кое-какие хозяйки приотворили свои двери. Три лошади шли ровным шагом. Граф держал голову прямо, но брови были насуплены, а губы сжаты. По временам он гладил, рукой свою седую бороду.
– Бедная Луиза! – прошептал он. – Есть еще мальчик, да у этого всегда будет шпага на боку!
Нужно было однако же на что-нибудь решиться. На что же? Взорвать себе череп из пистолета, кстати он был под рукой? Как можно? Неприлично ни дворянину, ни христианину! А он граф Гедеон-Поль де Монтестрюк, граф Шаржполь, – был и хорошего рода, и хороший католик.
Поискать счастья на чужой стороне? это годится для молодежи, которой и государи и женщины сладко улыбаются, но бородачей так любезно не встречают! Просить места при дворе или губернаторского в провинции? Ему, в пятьдесят лет, попрошайничать, как монаху! Разве для этого отец его, граф Илья, передал ему родовой герб с черным скачущим конем на золотом поле и с зеленой головой под шлемом, а над ним серебряной шпагой? Полно! разве это возможно?
Было ясно однако же, что, продолжая так же, он плохо кончит, а не для того же он родился на свет от благочестивой матери. Хотя
