засмеялись.
«Я сама» – были первые слова маленькой Светгоры и стали в семейном кругу притчей во языцех. Как Светгору ни уговаривали произнести хоть слово, она упорно молчала, но лишь при взрослых. Оставаясь наедине или в компании сверстников, она произносила какие-то слова или слоги, но стоило появиться родителям, как девочка замолкала.
«Я сама» сказала она, когда отец хотел ее подсадить на карусели, так и не заметив факта произнесения фразы. Родители быстро догадались, что молчанием дочь проявляла характер и вскоре старались опекать ее по поводу и без, тогда дочь и заговорила. «Я сама», «Я сама» им пришлось слушать неделю по сотне раз в день, но однажды дочь не выдержала и выложила такую тираду об их поведении, что любой взрослый поставил бы нерадивое дитя в угол, но только не счастливые родители.
Когда дочка закрыла дверь в ванной комнате, жена строго спросила мужа:
– Что за договор? Почему ничего не говорил? Секретный проект?
Мужчина не торопился с ответом. Он смотрел за окно на искусственные сосны, опаленные до желтизны, на такое-же грязно-желтое, как и кривые ветки небо, на солнце сжигающее Землю, и вокруг всего, что он видел эти три дня, словно змей искуситель вился один вопрос: «Какая разница – полая она или нет?»
Жена прижала хрупкую ладошку к его «неотесанной клешне».
– Мне предложили хороший заработок если я опровергну Кирилова.
Жена подскочила и нервно заходила по палате.
– Богдан, так нельзя. Люди должны знать правду!
– Мне кажется, у нас сейчас одна правда, – мужчина кивнул тяжелой головой в сторону выходящей из санитарной комнаты дочери.
Светгора старалась улыбнуться, отчего лицо с обгорелой кожей еще больше стало похоже на приклеенную пластиковую маску.
Родительские сердца перекликнулись созвучием боли.
– Я поставлю цветы в вазу, – стараясь казаться, как можно более раскрепощенной, сказала мать.
– Я сама, – снова проявила самостоятельность дочь и взяв вазу из рук матери пошла назад.
Из санитарной комнаты раздался звон упавшей вазы и крик негодования Светгоры. Мать поспешила к дочери, оставив отца прислушиваться к женским всхлипам, уговорам, мольбам и проклятьям.
«Все требует баланса», – размышлял оставшийся в одиночестве великан, – «сколько получил, столько и отдай».
Пациентки с соседних кроватей заняли свои места и с интересом наблюдали за происходящим. Обе они словно сошли с обложек модных журналов – яркие, блистающие красотой ухоженных тел, но Богдан Харитонович, даже невольно поморщился, словно открыл банку с протухшей ветчиной.
«Ради кого я стараюсь? Ради вот таких кукол? Кто они мне? Господи, поговори со мной! Страшные мысли жгут мою душу! Помоги!»
Ответа от Всевышнего не было. Небеса не разверзлись, обгоревшие листья берез не позеленели, лишь всхлипы родных женщин стали тише.
«Не дай,
