близко. А ты только дальше. Очень похоже,в сознанье мое «здесь» и «там» скоро будут не вхожи.
Пишу, понимая, что ты не нужна здесь. Но это
мне так непривычно, что легче спихнуть все на лето
холодное, чуждое, беглое, рваное ветром…
Ты мне не нужна. Закрываюсь я шляпой из фетра,
утепляюсь жилетом из адыгейской чесучи.
Много раз пробирал меня этот холод ползучий.
Ты здесь не нужна. Это следствие, но не причина.
Еще один шрам и еще одна, может, морщина.
В зеркале прячется кто-то, будто бы тюль в бахроме.
И чьи-то незримые руки сплетают мое макраме.
Я пишу тебе это письмо и отправлю с ручьем.
Оно писано на тарабарском, на птичьем, ничьем…
Говори, ненавистная женщина
Говори, ненавистная женщина.
Ты во мне, как оконная трещина.
Будто бы без принцессы горошина.
Ты бездонно плоха. И хорошего
в тебе то лишь, что мной преуменьшена,
из стены выходящая женщина.
Твоя память забрызгана лужами
и словами. Скажи. Я послушаю.
Кулаки разожму и оглохну я,
когда, кутаясь длинными лохмами,
ты умолкнешь, как будто бы зрители
все ушли. Твоя слабость пронзительна.
Ты удушливой болью беременна,
ты беспомощна, несвоевременна.
Ты коверкаешь жизнь, как нетленную.
Как попала ты в эту вселенную?
Ты уйдешь, не прощаясь. Ты гордая.
И сползу по двери от восторга я,
что была ты моей. Это в прошлом все.
Но вослед за тобою не брошусь я.
Толку – ноль. За такими не бегают.
Рвется в клочья мое небо пегое.
Никогда уж не станет полегче нам.
Ни мужчинам, ни небу, ни женщинам.
Бессмертие
Послание травы дошло ко мне,
как письмецо в замызганном конверте.
И хорошо, что личное бессмертье
зависит от бессмертия камней,
полета птиц, дыхания кита
и водорослей с полосы прибрежной.
Бессмертие людское неизбежно,
пока глаза сверкают у кота.
Колышутся волнистости жнивья.
В них не найти ни смысла, ни резона.
Но множатся молекулы озона
и предвещают вечность бытия.
И пусть громит житейское ничто
мои поджилки, нервы или чакры.
Лишь потому еще мы не зачахли,
что стелется лишайник на плато.
Вот и ответ. Свирепое крыло
совы или мышиный писк под нею
нас подвигает к космосу сильнее,
чем слов и мыслей чахлое весло.
И медленно скрывается в саду
последний выдох слов пустопорожних.
Сорвав на бровке пыльный подорожник,
свое бессмертье на ладонь кладу.
Моя милая, странная…
Моя милая, странная, дальняя…
Нелегко нам междусобойничать.
Ты, как книга ручного издания,
как загадочный Кодекс Войнича.
Без меня
