как большой и задушевный друг детей. Когда нас принимали в пионеры, а это происходило в сверхчеловечески строгом и даже ужасном Траурном зале Музея Ленина, главным героем которого был не Ленин, а его Смерть, то уже после всего – клятвы и повязывания галстуков – нам показали документальный фильм о Ленине, с хроникальными кадрами, с настоящим Лениным. Страшновато было себе в этом признаться (я и не признавался), но настоящий Ленин меня разочаровал, мало того – вызвал во мне протест. В хронике он был заснят во время выступления на каком-то митинге, от участников которого, я думаю, давно и праха не осталось. Оператор снимал не в лоб, а сбоку. Вождь выступал, жестикулировал, говорил, но так как хроника была та еще, дозвуковая, то он, как щука, беззвучно открывал свой рот с острыми хищными зубами. Документальный Ленин показался мне очень нехорошим, даже злым. Такое у него было недоброе выражение лица, да еще эти острые зубы. Каких трудов потом стоило договориться со своей совестью. Договорились мы так: никакой хроники я не видел, а настоящий Ленин – это артист Щукин в фильмах «Ленин в Октябре» и «Ленин в восемнадцатом году». Немного странно, конечно, совпадение фамилии киноартиста с тем образом хищной рыбы, который навеял кинодокумент. Ну, да ладно. Артист хоть и Щукин, а лицо у него замечательное, с добрыми лучиками морщинок у глаз. Он, можно сказать, и сделал из Ленина-щуки настоящего человека.
Сейчас совсем не то, а в прежнее время любой школьник знал, что Чехов – это Пушкин в прозе, а Сталин – это Ленин сегодня. Но сколько, бывало, ни всматривался я в черты Сталина – нет, ничего общего, никакого сходства с Лениным. У Ленина лоб огромный, говорят – гениальный, а у Сталина узенький, как у второгодника Картошкина из 5-го «Б». И в тех двух мумиях, что лежали в хрустальных саркофагах мавзолея, гладко причесанные и хорошо, как на витрине, подсвеченные, – тоже никакого сходства не было. Разве что френчи одинаковые. Такого защитного цвета.
Но-но, – грозно предостерегало что-то внутри, – не трогай Ленина!
Сталин на портрете как-то быстро потерял свое величие, вблизи он оказался немного потертым, выцветшим каким-то. Пылинки с него никто теперь не сдувал. Не скажу, что весь зарос паутиной – к чему врать? – но к вышибленному глазу не вызвали ни окулиста, ни реставратора. Ни срочно, ни потом. Попытка реставрации, попытка отмывания черного кобеля произойдет позже, когда ностальгически заноют по привычным браслетам бессмысленно свободные запястья…
Одной зимней ночью я долго не мог уснуть и невольно подслушал разговор родителей. Мама была страшно возбуждена, и то и дело слышался ее свистящий шепот: на закрытом партсобрании, т-с-с, тише, ты что-нибудь слышишь? Они точно спят? Ну, ладно-ладно. Так вот, на закрытом партсобрании зачитывали закрытое письмо ЦК. Какая тебе щека? Я говорю: Цэ Ка. Навязался глухопердя на мою голову. А, это ты слышишь! Ну, будь любезен, слушай и дальше. Сталин – т-с-с! – оказался вредитель почище Берии. Кто бы мог подумать!.. Ты понял?
Сам лично подписывал
