круговерти снежнойВ его растерзанной груди!
Бунтует сердце великана,
Соединяет даль и близь
Неугомонно, неустанно
В одну терзающую мысль:
Какой неотвратимый рок
Рукой решительной и братской
Его вернул, И он ведь мог
Быть там, на площади Сенатской,
И быть закован в железа?
Ужели тот пугливый заяц,
Что промелькнул в его глазах
И оборвал с Сенатской завязь?
Душа, рождённая к порывам,
Распята вёрстами земли,
И бьются огненные гривы
Над белой пропастью зимы.
О, вольнодумцы! О, друзья!
Души осиротелой братья!
Ужели всё, ужель нельзя
Вернуть историю обратно?
Вернуть?… Не в силах даже Бог!
Такое буйное смятенье!
Кнута раскованный хлопок
Души разбил оцепененье
И бросил в белизну снегов
Его простреленное сердце,
И высек контуры гробов,
И грозный профиль самодержца.
Гони, недремлющий ямщик,
Пока душа клокочет в теле,
Твой быстрый хлыст,
Твой бодрый крик —
Одни властители метели!
А. Ну-ка, тройка удалая!
А, ну, родная, удалей!
Надежда душу обогрей,
Не одолей судьбина злая.
Не одолей, и сквозь невзгоды
Свободная воскресни жизнь,
Зажгись в ночи звездой свободы,
Неугасающей, зажгись!
Зима 1985 г.
«Всё начинается с азов…»
Всё начинается с азов
На каждом Рубиконе,
От первых вымолвленных слов,
До слов в смертельном стоне.
Я слов достаточно познал,
Их силу и бессилье,
Теперь и сердце, как штурвал,
И руки, точно крылья.
Но не познал я только слов
Единственных на свете,
Что могут выше облаков
Меня поднять в бессмертье.
1990 г.
Очищение болью
Гроза в декабре
В отместку плановости строгой
И вопреки календарю,
Гроза рассерженного бога
Ударила по декабрю.
Сверкали молнии, и громы
С деревьев осыпали снег,
Был саркастически весомым
Всех демонов небесных смех.
Рвал ветер яростно афиши,
Гнал загулявшихся взашей,
Валил рекламы нуворишей
И мял палатки торгашей.
И обыватели столицы
Чесали праведные лбы:
Такому надобно ж случиться,
То божий перст, то перст судьбы!
Не верили, что так бывает —
Гроза бушует средь зимы!
Гроза заслуженно смывает
Тот срам, что сотворили мы.
Декабрь 2000 г.
Острое чувство
На улице снежная каша,
Бесцветный, безликий февраль,
Как жизнь беспросветная наша,
Как наша пустая мораль.
И,
