придумывать для них тактику и ставить перед ними цели, Интеллектуал может дать инструменты анализа, и в настоящее время это по сути своей роль историка. В самом деле, речь идет о том, чтобы иметь плотное, длительное восприятие настоящего, которое позволяло бы замечать, где проходят линии разлома, где сильные точки, к чему привязали себя власти (сообразно организации, возраст которой насчитывает ныне полторы сотни лет) и куда внедрились. Иными словами, делать топографическую и геологическую съемку поля битвы… Вот она, роль интеллектуала. А говорить: "необходимо, чтобы вы сделали то-то и то-то" – безусловно, не его роль».
Это жесткое утверждение не всегда верно, но в нем – важная мысль.
Во-вторых, будет постепенно преодолеваться неявная установка высшего образования на подготовку политологов не как исследователей политической системы в целом, а как специалистов, обслуживающих власть и корпорации (в крайнем случае партии, ставшие корпорациями). Невозможно понять политический процесс, если в исследовании игнорируются или представляются врагами все нонконформистские, диссидентские или антивластные и даже антигосударственные движения и группы. Враг и объект исследования – разные сущности.
И наконец, система образования политологов должна обратиться к реальности конкретной России в данный конкретный специфический исторический момент. Этап обучения по учебникам, в которых описаны общественные и политические институты вожделенного Запада, завершается, ресурс полученного на этом этапе полезного знания практически исчерпан. Государство должно организовать приемлемое жизнеустройство на той земле, которая нам досталась, и с тем народом, что сложился и обрел самосознание в исторических условиях, которых мы не можем отменить. И культура и мировоззрение – системы, которые изменяются под воздействием социальных и политических условий, но попытки их сломать кончаются провалом и ведут к массовым страданиям населения.
Конечно, этот поворот в образовании будет трудным и постепенным, за два десятилетия когнитивная и социальная база постсоветской политологии сложилась и стала воспроизводиться. В 2004 г. на совещании преподавателей обществоведения зав. кафедрой политологии крупного вуза объясняла, какие полезные курсы читаются студентам: «…их учат, как надо жить в гражданском обществе». Ее спросили: зачем же учат именно этому, если у нас как раз гражданского общества нет? Почему не учить тому, что реально существует? Она удивилась вопросу, хотя и признала, что да, далеко нам до гражданского общества. Почему же она удивилась? Потому что в ее сознании господствовало не реалистическое, а аутистическое мышление.
Нам долго вколачивали в головы, что отродясь не было и нет в России ни демократии, ни гражданского общества. Но что-то ведь есть! Об этом бы и надо нам говорить, следуя нормам рационального мышления. Ведь это первый шаг к познанию реальности – увидеть «то, что есть», а потом уж рассуждать о «том, что должно быть».
Эта
