руда могла бы помочь мне наладить радиоприемник. Я не был знаком с этой девушкой, но знал, что она работает ассистентом физико-технического института. При встрече на лестнице мы всегда приветливо раскланивались. Это показалось мне вполне достаточным для того, чтобы обратиться к ней за помощью.
Через минуту я звонил у дверей соседей.
Дверь мне открыла Антонина Ивановна. Это была симпатичная девушка лет двадцати пяти. Ее большие серые глаза, веселые и бодрые, глядели чуть-чуть насмешливо и самоуверенно, а вздернутый нос придавал лицу задорное выражение. На ней было черное суконное платье, очень простое и хорошо облегавшее ее фигуру.
Я почему-то неожиданно смутился и очень торопливо и сбивчиво стал объяснять причину своего прихода.
– В наше время стыдно не знать радиотехники, – шутливо перебила она меня.
– Я биолог, – пробовал оправдаться я.
– Но у нас даже школьники знают радиотехнику.
Этот укор она смягчила улыбкой, показав свои ровные зубы, и неловкость растаяла.
– Пойдемте в столовую, я допью чай и пойду лечить ваш приемник.
Я охотно последовал за ней.
В просторной столовой за круглым столом сидела мать Антонины Ивановны, полная, седая, розоволицая старушка. Она с суховатой любезностью поздоровалась со мной и пригласила выпить чашку чаю.
Я отказался. Антонина Ивановна допила чай, и мы направились ко мне.
С необычайной быстротой она разобрала мой приемник. Я любовался ее ловкими руками с длинными, подвижными пальцами. Говорили мы немного. Она очень скоро поправила аппарат и ушла к себе.
Несколько дней я думал только о ней, хотел зайти снова, но без повода не решался. И вот стыдно признаться, но я нарочно испортил свой приемник… И пошел к ней.
Осмотрев повреждение, она насмешливо взглянула на меня и сказала:
– Я не буду чинить ваш приемник.
Я покраснел как вареный рак.
Но на другой день снова пошел – доложить, что приемник мой работает великолепно. И скоро для меня стало жизненной необходимостью видеть Тоню, как я мысленно называл ее.
Она дружески относилась ко мне, по ее мнению, я, видите ли, был только кабинетный ученый, узкий специалист, радиотехники не знал, характер у меня нерешительный, привычки стариковские – сиднем сидеть в своей лаборатории или в кабинете. При каждой встрече она говорила мне много неприятного и советовала переделать характер.
Мое самолюбие было оскорблено. Я даже решил не ходить к ней, но, конечно, не выдержал. Больше того, незаметно для себя я начал переделывать свой характер: стал чаще гулять, пытался заняться спортом, купил лыжи, велосипед и даже пособия по радиотехнике.
Однажды, совершая добровольно-принудительную прогулку по Ленинграду, я на углу проспекта Двадцать Пятого Октября и улицы Третьего Июля заметил молодого человека с иссиня-черной бородой.
Он пристально посмотрел на меня и решительно двинулся в мою сторону.
– Простите, вы не Артемьев?
– Да, – ответил я.
– Вы знакомы с Ниной… Антониной Герасимовой? Я видел вас однажды с ней. Я хотел передать ей кое-что о Евгении Палее.
В это время к незнакомцу подъехал автомобиль. Шофер крикнул:
– Скорей, скорей! Опаздываем!
Чернобородый вскочил в машину и, уже отъезжая, крикнул мне:
– Передайте – Памир, Кэц…
Автомобиль быстро скрылся за углом.
Я вернулся домой в смущении. Кто этот человек? Он знает мою фамилию? Где он видел меня с Тоней или Ниной, как он называл ее? Я перебирал в памяти все встречи, всех знакомых… Этот характерный орлиный нос и острая черная борода должны были запомниться. Но нет, я никогда не видал его раньше… А этот Палей, о котором он говорил? Кто это?
Я пошел к Тоне и рассказал о странной встрече. И вдруг эта уравновешенная девушка страшно разволновалась. Она даже вскрикнула, услыхав имя Палей. Она заставила меня повторить всю сцену встречи, а потом гневно набросилась на меня за то, что я не догадался сесть с этим человеком в автомобиль и не расспросил у него обо всем подробно.
– Увы, у вас характер тюленя! – заключила она.
– Да, – зло ответил я. – Я совсем не похож на героев американских приключенческих фильмов и горжусь этим. Прыгать в машину незнакомого человека… Слуга покорный.
Она задумалась и, не слушая меня, повторяла, как в бреду:
– Памир… Кэц… Памир… Кэц.
Потом кинулась к книжным полкам,
