под крошечным окошечком – то ли выглянуть хотел, то ли просто тянулся к свету. Тот, что сидел на куче угля, был без шапки, в унтах, в ватных брюках, в меховой рубашке без воротника (такие на Севере называют «стаканчиками»), но, кажется, не замечал холода.
– Когда они высадились? – спросил Лыков из темноты.
– Да через час после твоего отъезда. Как специально ждали. Вот угораздило тебя вернуться!
– Я не с ночевой ехал.
– Это понятно! – суетился толстенький под окошечком. – А все равно обидно, Илюша. Задержись на ночь, смотришь, они бы ушли.
– Оставьте, Николай Иванович! – оборвал его тот, что сидел на куче угля. Видимо, это и был радист, литовец Римас Елинскас. – Илья – ясновидящий, что ли? И сядьте. Свет застите.
– С руками как? – отрывисто спросил Лыков.
– Да я же говорю тебе, Илюша, – суетился толстячок, – Римас ключом работал. А они ворвались, решили, наверное, что он на них стучит, так и припечатали прикладом. И рация вдребезги, и пальцы не уцелели.
– Куда я теперь с такими руками? – выругался радист.
Вовка не видел лиц. Вовка слышал только голоса. Что ответит Лыков?
Но ответил не Лыков. Ответил все тот же толстячок. От окошка он так и не отошел.
– Может, тебе еще повезло, Римас. Может, будь пальцы в порядке, они бы тебя сейчас посадили за рацию.
– Я бы не сел! – грубо выругался радист.
– А я и не говорю, что ты бы сел. Посадили бы!
– Не меня! – Литовец Елинскас, похоже, не блистал вежливостью. Выругался ничуть не слабее боцмана Хоботило, но к этому на зимовке, наверное, давно привыкли, потому что Николай Иванович нисколько не обиделся на литовца, так и продолжал притопывать под окошечком:
– Ну, кто ее ждал? Кто ждал эту подлодку?
– Интересно… – ни к кому не обращаясь, но вслух пробормотал радист. – А дальше-то что? Ну, впихнули они нас в наш собственный склад, ну, прокантуемся мы тут, скажем, до утра. А утром что?
– Может, «Мирный» подойдет? – вопросительно ответил Николай Иванович. – Сам говорил: буксир на подходе. Ну а на нем, может, пушка.
– Нет на «Мирном» пушки, – негромко в темноту сказал Вовка. – Только спаренные пулеметы. На корме.
– Кто? Кто там? – диковато удивился Николай Иванович. – Пацан? Откуда пацан?
– С «Мирного», – еще тише ответил Вовка.
– С буксира? Как?
– Оставьте пацана! – приказал Лыков. Левая нога так и торчала перед Лыковым, как выстрел. – Не придет «Мирный». Мы боцмана похоронили на Угольном. Остался с буксира пацан, пес, да ящик с шоколадом.
– Неправда! – выдохнул Вовка. – Придет «Мирный»! Он сейчас от подлодки прячется!
– Горластый! – удивился радист. – Но ты, паря, голоси потише! Там за дверью – не повар! Там фашист стоит! Вернем хозяйство, тогда пожалуйста. А сейчас я за дисциплину!
– Да никого нет за дверью, – подал голос Лыков. – Я
