жертвы возникал уже на горизонте.
Годунов, по-видимому, весьма удачно действовал среди этих трудных обстоятельств; правда, он употреблял довольно грубые приемы, но, без сомнения, они вполне согласовались с духом и нравами его будущих подданных. Романовы были еще молодой народ; отец их, будучи при смерти, вручил их будущее всемогущему любимцу царя; они пользовались милостями под его покровительством и по своему происхождению и служебному поприщу вместе со всеми своими родными и друзьями принадлежали, понятно, к группе, представителем которой служил бывший правитель. Борис продолжал им льстить и, надо думать, с успехом противопоставлял их возникающее властолюбие властолюбию других кандидатов. С другой стороны, он продолжал свою тактику, лишь бы выгадать время. Патриарх еще раз сопровождал в Новодевичий монастырь, куда удалился со своей сестрой шурин Феодора, новую, более многолюдную депутацию, которая «слезно» умоляла Бориса принять бразды правления, – но Борис остался непреклонен. Прежде всего, исконные приличия требовали, чтобы он вел себя именно так. В те времена на званых пиршествах благовоспитанные гости сначала всегда отказывались от самых отменных блюд, коими их потчевали, и степень чванливости во всех подобных случаях, по заведенному обычаю, должна была соответствовать значительности предлагаемого. Даже кошевые атаманы запорожских казаков и те более или менее продолжительное время заставляли просить себя принять эту должность. Вместе с тем Борис выигрывал этим драгоценное время, пользуясь которым он сообща с Ириной продолжал свою пропаганду.
Эскиз декорации «Сцена у Новодевичьего монастыря» к опере М. П. Мусоргского «Борис Годунов»
Расчет его оказался верен. Попытку убедить Бориса патриарх сделал 20 февраля 1598 года. На следующий день, по окончании богослужения, совершенного во всех церквах столицы по случаю праздника Божией Матери, от Успенского собора с патриархом Иовом во главе двинулось необычайное шествие и направилось к местопребыванию упорствующего Бориса. За духовенством и иконами, молясь в песнопениях, плача, тяжко вздыхая, теснилась густая толпа, среди которой особенно выделялись заплаканные женщины с грудными младенцами. Патриарх перед тем объявил, что в случае нового отказа Бориса он отлучит его от церкви, прекратит богослужение во всех церквах государства и в то же время он сам и все епископы сложат с себя сан и облекутся в рясы простых монахов. Подобное бедствие никогда еще не постигало древнюю Московию, и надо было употребить все меры, чтобы предотвратить его. Поэтому среди других чтимых икон в этом крестном ходе несли и высокочтимую икону Владимирской Божией Матери; по преданию, она была написана евангелистом Лукой и, привезенная из Константинополя в Киев, в 1154 году была перенесена из этого города во Владимир и затем в Москву.
Но Борис и тут сперва не смутился. Он вышел встретить шествие со столь же почитаемой иконой Смоленской
