вдруг даже закралась мысль:
– И все это немцам отдали!
Впрочем – а что, лучше литовцам? Смолянам? Суздальцам? Нет, может быть, в чем-то и лучше – уж, по крайней мере, католичество те насаждать не будут.
В Пскове, кстати, Михаил с Максом долго не задержались. С благословения брата Гернольта и – заочного – гроссмейстера Ливонского отделения Ордена Святой Марии Тевтонской, новоявленный крестоносец «сэр Майкл» получил отряд в три копья кнехтов – сорок человек самого разноплеменного сброда – да две телеги оружия – копья, старые кольчуги, мечи, секиры, было даже два тяжелых крепостных арбалета, орудия, некогда запрещенного папой в силу своей дьявольской действенности, но с успехом используемого даже вот, божьими рыцарями. Кроме того, имелась и бумага на право вассального владения землями – грамота великого магистра – а как же без нее-то?
Надо сказать, впечатления оккупированного города Псков не производил – орденских немцев в нем было не так уж и много, куда больше купцов – торговлишка шла вовсю, причем не только с немцами. Лето нынче выдалось сухое, знойное, хлеб в псковских землях мог и не уродиться, потому следовало позаботься заранее – с кем-то договориться, заплатить.
Эти же заботы тревожили сейчас и «сэра Майкла» – важной задачей была заготовка продовольствия на зиму, до которой Ратников, вообще-то, задерживаться вовсе не собирался, однако, кто знает? Человек предполагает, а Бог располагает.
На смирной белом коняшке, с некоторой грустью помахивающем желтовато-пегим хвостом, Михаил, не особенно торопясь, ехал во главе своего небольшого отряда, сборного, а лучше сказать – сбродного, кого там только не было! Беглые крестьяне-баварцы, наемные лучники из Бранденбурга, с десяток державшихся на особицу чудинов, столько же белоглазых эстов, да, были еще и русские – Иван Судак и Доброга – тоже, верно, из беглых. Иван – здоровенный крепыш, косая сажень в плечах, с кудлатой огненно-рыжей бородою, Доброга – чернявый, цыганистый, не такой широкоплечий, но тоже – верзила с ручищами, словно оглобли. К ним почему-то прибился Эгберт – совсем еще молодой парнишка из Любека, похоже, что из подмастерий или, скорее, учеников, из тех вечных бедняков, что никогда не выбьются в мастера. По типу характера – как знаменитый чеховский Ванька – такой же зачуханный, светленький, сероглазый, с тонкой, вечно замотанной какой-то грязной тряпицею, шеей. Остальные кнехты его откровенно шпыняли, один из бранденбуржцев – сутулый, с длинным вислым носом, звали его, кажется, Фрицем – даже как-то на привале под общий смех завалил бедолагу, наплевав на все Божьи заповеди, явно намереваясь использовать того, как девочку… Ратников уж хотел вмешаться, да не успел – рыжий Иван Судак, не говоря ни слова, просто огрел охальника кулаком по хребтине – тот и осел. Бранденбуржцы хватились было за копья… да тут выступили вперед молчаливые чудины и эсты… Угомонились. Вот с той поры Эгберт, устало примостив на узком плечике копьецо, и шагал следом за русскими, как собачонка.
Короче – то еще было воинство, недаром брат Гернольт, прощаясь, вполне серьезно советовал первым делом парочку из этого сброда повесить, просто так,
