грибы, хотя есть их не мог, желудок не позволял. Но он угощал ими своих частых гостей. Гостей в его доме было всегда много. Вот и сегодня понаехала куча родственников, друзей его и жены и, бог знает, кто ещё. Собрались по особому случаю. Дело в том, что Фёдор Михайлович сочинил книгу и хотел её представить. Потому и собрал своих близких, друзей и знакомых.
Фёдор Михайлович больше всего обожал праздники. Ему нравилось, когда вокруг весело, когда вокруг все смеются, поют, танцуют. Крайностей с пьяными разборками, битой посудой и окровавленными лицами не жаловал, а потому и старался вести по возможности жизнь порядочную. Пил он только сухое вино, водку или коньяк, иногда самогон, бывало что и спирт водой разбавлял, редко пил пиво. Курил, правда, много. Всё нервы проклятые. Проблемы заедали.
Сын Фёдора Михайловича от первого брака был тяжело болен. С женщиной, с которой жил и которая ждала от него ребёнка, не мог оформить отношения, при том, что свадьбу с ней уже справили, а первая жена до сих пор развод не давала. Денег катастрофически не хватало, а нужно было строить новый дом, участок уже был куплен, на берегу длинной и грязной реки, недалеко от моста.
После того как ушёл от первой жены, а квартиру оставил ей и сыну, переехал к матери в двухкомнатную. Хорошо, что успел купить загородное поместье. Досталось оно ему почти даром. Восемь гектар на берегу озера, с каменным домом, баней и полуразрушенной фермой. Там он и проводил основное время своей жизни, когда не работал. Он возглавлял в городе представительство одной крупной компании, торгующей замороженным мясом, был её генеральным директором. Двести тысяч долларов в год, которые он там получал, не способны были удовлетворять все его потребности. Нужно было как-то крутиться, что-то придумывать, а это и было самое трудное, потому что думать он не пытался, не умел и не хотел этому учиться.
Учиться он не хотел вообще, а не только тому, чтобы учиться мыслить. Он не хотел конкретности, цельности, определённости. Более всего он не хотел честности. Честность он ненавидел, как и людей, которые были сами честны и требовали этого от него. Он мог простить людям всё. Он мог простить предательство по отношению к себе, он мог простить невыполнение обязательств. Возьмите у него денег и не отдайте – он простит Вам долг, а то и забудет про него. Но честности он простить не мог, не потому, что прощать не умел, но в силу того, что сам был нечестным. Однако страстно желал честным казаться.
Это не шутка и не игра. Всё очень серьёзно. Того, кто обвинял его в нечестности, в подлости, в предательстве он наказывал. Особо упорных он убивал. Но это в крайнем случае. Был не тем, кем жаждал казаться, а потому и казался тем, кем не был. Сам был маской и людей хотел видеть только в масках. Ему все импонировали и жалели. Жалели за доброту его, за бескорыстие, за несчастливый первый брак, за то, что его многие обманывали, за то, что и сами те, кто жалел, обманывали. Да много ещё за что его жалели. И ведь действительно было за что. Себя он считал самым
