опреки воле родителя, сбежал из дома и поступил в театральное училище.
Еще во время учебы Сема понял, что в современном мире много работать не модно, главное – поймать «волну», прославиться, а потом получать гонорары.
Закончив обучение и поступив на работу в один из столичных театров, Сёма решил действовать. Он стал завсегдатаем разных тусовок, где, всячески пытаясь привлечь внимание, устраивал клоунаду, громко спорил, а при отсутствии аргументов мог окатить оппонента стаканом воды или устроить драку.
Директор театра регулярно грозился перевести Сёму в осветители за прогулы и пьяные выходки, но жалел, вспоминая себя в его годы.
Этим утром в кабинете директора Сёма оправдывался за очередной пьяный дебош, устроенный в фойе театра. Он стоял, уныло понурив голову, в помятом костюме вампира с оторванным рукавом и остатками грима на лице.
– Виталий Андреевич, это больше не повторится, – лепетал он.
– Я это уже много раз слышал и больше терпеть не намерен, – говорил директор.
– Я ведь ради искусства старался, – оправдывался Сёма.
– Значит, напиться и людей в гриме пугать – это, по-твоему, искусство?
– Я так в образ входил, скоро ведь вампира играть в детском спектакле, а со сторожем просто пошутить решил.
– Начнём с того, что это был не сторож, а дьякон, и скажи на милость, зачем было ему морду бить?
– Он меня за беса принял, облил чем-то и хотел предать огню, вот и пришлось защищаться.
– Значит, он виноват?
– Частично.
– Частично, – передразнил директор, – теперь слушай меня, со всех ролей я тебя снимаю…
– Но Виталий Андреевич…
– Всё, хватит, либо увольняйся, либо пиши заявление на бессрочный отпуск, и чтобы завтра духу твоего здесь не было. Свободен.
Сёма взял отпуск и решил вернуться в родное село Сухарики.
– Ничего, отдохну немного, а они ещё сами пожалеют, что меня выгнали, – успокаивал себя Сёма. – Вот возьму и открою свой театр.
Но приехав в село, он обнаружил, что доставшийся ему в наследство дом сгорел и жить ему негде. Тогда, объявив себя «большим» артистом, Сёма потребовал от сельской администрации предоставить ему дом для проживания и сцену. Но местный глава остался глух к нуждам искусства, пообещав, правда, поставить его в очередь, которая последние 20 лет не двигалась. Пришлось Сёме прибегнуть к последнему средству, показать главе купленное на «блошином» рынке фото, на котором он был изображен в обнимку с президентом. Увидев снимок, чиновник занервничал и, не желая испытывать судьбу, выдал Сёме ключи от одной из комнат в бывшей сельской почте, ныне служившей общежитием.
В заброшенном почтовом зале Сёма соорудил некое подобие сцены. Поскольку места здесь было немного, а артист и вовсе один, то встал вопрос с репертуаром.
"Наконец-то я смогу сыграть свою первую главную роль. Но какую?" – c этой мыслью Сёма просыпался и засыпал, но ничего путного в голову не приходило. Однажды, сидя на стуле, он почувствовал сильный зуд в районе лодыжки, наклонился и увидел блоху, сидевшую на его ноге. Он ударил, но промахнулся. Погнавшись за блохой, Сема врезался головой в старый трехстворчатый шкаф, да так сильно, что зеркало треснуло, и несколько осколков упало на пол.
– Ай-ай, – запричитал Сёма, потирая ушибленную голову. И тут его осенило: "А что, если поставить спектакль с блохой? Не зря же я целую неделю репетировал роль вампира, вживался в роль, только что кровь не пил. А блоха идеально подходит. Это будет современно, вызывающе и, главное, такого на сцене еще никто не ставил».
Не долго думая, Сёма приступил к репетициям. Из подручного материала соорудил костюм блохи и начал импровизировать, прыгая по комнате и поднимая облака пыли. Дни шли, а роль никак не складывалась, то вдохновения не было, то в сон тянуло. Кроме того, у Сёмы закончились деньги, а поскольку устраиваться на работу он не хотел, то вынужден был голодать. Наверное, так и помер бы с голоду, если бы односельчане, узнав о его театральном прошлом, не стали приглашать Сёму на разные мероприятия: свадьбы, похороны, именины. На них ему отводилась роль местной достопримечательности, с которой все хотели выпить и сфотографироваться. У Сёмы начался длительный запой. Каждый день, просыпаясь к полудню и идя к умывальнику, он смотрелся в треснувшее зеркало, с трудом узнавая себя. Всякий раз он обещал себе «завязать» и начать новую жизнь, но на другой день всё повторялось и вечером он снова оказывался на очередной гулянке.
Однажды, вернувшись с чьих-то именин, он долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Его тошнило, сильно кружилась голова.
– Неужели опять водка «палёная»? – пробормотал он. Последнее, о чём он успел подумать, войдя в дом,
