разорвать вены, заставив тем самым истечь врага кровью. Так продолжалось минут пять, Бруту показалось, что прошла целая вечность. К концу этой вечности пёс потерял первоначальную прыть, хрипя и слабо дёргаясь. По пасти ручьём стекала кровь гиганта, уходя ниже и теряясь в волосяном покрове. Наконец зверь сдался, расслабив напрягаемые из последних сил жилы, по округе разнёсся треск ломающихся рёбер и бульканье уцелевших глоток. Демон забился в агонии, дрыгая конечностями в смертельных объятиях, а после обмяк, словно тряпичная кукла.
Гигант обессиленно разжал руки, тело дохлой твари рухнуло вниз, ударившись с сочным шмяканьем о поверхность. Грудь титана тяжело вздымалась, перекачивая сотни кубометров воздуха за один вдох. Несмотря на полученные в схватке ранения, он нашёл в себе силы издать раскатистый рёв победы и воинственного предупреждения, наполненный болью, изнурением, злобой и облегчением. Развернулся и устало загромыхал к техническому зданию. Добравшись, не стал забираться в своё убежище, а попросту уселся на поверхность, опёршись спиной о стену, недалеко от прожженной дыры в воротах. Опустил подбородок к груди, дыша надрывно и тяжело. Было ясно, что часы его сочтены, возможно он окажется удачлив и встретит последний утренний рассвет в своей великанской жизни.
Брут поглядел на опущенную голову, тускнеющий красноватый свет глазниц, и ему стало жаль исполина. Гигант, будто почувствовал мысли человека-блохи, повернул в его сторону голову, глядя, как показалось Бруту, прямо на него. Но страха перед исполином не было, от великана не веяло угрозой. Он вглядывался в каменное лицо, пытаясь разглядеть в затухающем красном свете хоть намёк на что-то человеческое, то, что смогло бы объяснить переживания гиганта и их искренность. На секунду ему показалось, будто он увидел сквозь чешуйчатую каменную броню, нечто «живое» в великане. Не просто биологического гипертрофированного монстра с заложенной в мозг программой, а что-то по-настоящему живое, тёплое, то самое, объединяющее всех живых существ.
«А, что, если он был такой же живой, как и я, как и мы, но программа в его голове не даёт ему взглянуть на мир так, как он мог бы – по-настоящему? Уродливое создание рук человеческих страдает от скаредности его творца и мании величия,» – подумал Брут, дивясь столь нелепой мысли.
Гигант выдохнул струю воздуха так грустно, словно прощался со странным существом, разделившим его страдания и, отвернувшись, уныло упёрся подбородком в грудь. Под монотонное жужжание минимака вспыхнул мощный свет прожектора, освещая одинокую человеческую фигурку, застывшую не вершине каменной гряды.
– Прощай, каменный. – Сказал Брут напоследок и направился к зависшему флаеру.
– Давай руку! – прокричал Хродгейр, но слова до Брута долетали смазанными, смешанными звуками.
Перед глазами поплыло и вместо того, чтобы вложить руку в лапу Хродгейра, Брут промахнулся, валясь с ног.
«Хорошо,
