к стене и скрестил на груди руки.
– В исключительных женщин не влюбляются, Прохоров, – их любят! А Роза исключительная женщина, способная на высокий подвиг, на великое самопожертвование. Ты знаешь, она проститутка? – спросит он после паузы.
Прохоров посмотрел на него большими глазами.
– Ты пьян, Рудзевич?
– Нет, не пьян! Конечно, она проститутка, только de jure, – продолжал он, отчеканивая каждое слово. – Она живет по желтому билету, ибо, как еврейка, только этим она купила себе право жительства в столице.
– Но разве курсистки-еврейки не могут жить в столицах?
– Могут, но не частных медицинских курсов. А Роза именно на них.
Прохоров перестал жевать и задумался, низко опустив голову, а Рудзевич подошел к столу и налил две рюмки водки.
– И она, эта чистая девушка… эта далекая от житейской грязи душа, должна еженедельно ходить туда, где осматривают последних девок, отвратительных, зараженных мегер. Правда, устроено так, что фактически ее не осматривают, но… Пей, Прохоров!
Они чокнулись и выпили.
– А ты откуда все это знаешь? – спросил Прохоров.
– Знаю! Не все ли тебе равно откуда?
Студенты замолчали и начали усиленно курить, окутывая себя клубами дыма. На столе уныло пищал догорающий самовар, а за окнами гулко хлопали по подоконникам капли снеговой воды, падающей с крыши. И, казалось, что кто-то, незримый, выбивает похоронной дробью бесконечную и тоскливую песню смерти.
III
Вера с Филатовым пошла впереди.
– Вы вместе живете? – спросил Иконников Розу, кивая глазами на ее подругу.
– Нет, она живет у родителей, а я – в номерах. А что?
– Ничего. Я так спросил.
Они прошли несколько шагов молча.
– Однако, вы меня, Роза Самойловна, сегодня смутили, – начал Иконников.
– Чем?
– Да как же, сказали, что я лошадь без хвоста!
Роза сбоку на него посмотрела.
– Уж вы не обиделись ли, чего доброго?
– Не обиделся, но меня это заставило задуматься.
– Хотите, я вам дам хороший совет?
– Пожалуйста!
– Милый друг, – она произнесла это особенно нежно, – в наше время нельзя жить только собою, надо немного подумать и о других!
Иконников молчал, а Роза продолжала говорить с увлечением. И, как и в номере Рудзевича, красные пятна алели на ее щеках.
– Будьте вы всем, кем хотите, но только не беспартийным! Даже черносотенец, и тот кипит в этом общем котле, и он творит волю пославшего его, хотя бы и злую.
Они незаметно прошли Тверской и Страстной бульвары и подошли к Петровскому. На углу Петровки их поджидали Вера с Филатовым.
– Ты зайдешь ко мне? – спросила Вера.
Роза подумала.
– Пожалуй! Ну-с, – обернулась она к студентам. – Вот и окончен наш путь!
Начали прощаться. Роза сильно, по-мужски, пожала
