закат так и отливали поля молодой зеленью посевов. Яркой, сочной, буйной.
– Стеной идет, – говорили крестьяне, – что только дальше господь бог даст.
А пока было хорошо и спокойно на душе. Отдыхали люди, скот отдыхал.
Была суббота, под вечер.
На большой площади села приезжий купец с женой и подростком сыном расставляют свои товары по случаю прибытия нерукотворной иконы.
С иконой уже вышли из последнего села, и ждут ее сюда к ночи.
Большая часть жителей ушла встречать икону.
Сам купец, толстый, в засаленной суконной поддевке, не работает, – он у избы Григория за столиком пьет вприкуску чай, толкует с Григорием, к которому стал на квартиру, и по временам добродушно окрикивает жену и сына:
– Поворачивайтесь, поворачивайтесь: вот-вот народ нагрянет…
Или:
– Митька, не видишь, – бумажку-то сдуло: эх, народ…
Купец человек обстоятельный и любит, чтоб и всем это сразу ясно было.
Григорий, худой, пожилой крестьянин, с особой какой-то мечтательной искоркой в глазу, подобострастный и льстивый, старается «потрафить» купцу.
– Трудитесь же и вы, – вздыхая, говорит он купцу на его замечания, – вокруг нерукотворенной… Так за образом и поспеваете везде?
– Да уж так и ездим…
Григорий заискивающе кивнул головой, вздохнул и сказал:
– Чай, и насмотрелись же вы на чудеса, что матушка пресвятая царица небесная во славу свою творит…
– Бывает, – ответил купец.
– Бывает? – испуганно встрепенулся Григорий.
– Чудак ты человек, как же иначе?
И, помолчав, купец продолжал:
– Труды бог любит, – без трудов нельзя… самая малая букашка, муравей, и тот больше себя норовит поднять…
– Так, так, – согласился Григорий.
– Жареный кусок в рот не полетит… Как сказано? В поте лица… Да уберите же вы, Христа ради, короб, – крикнул купец своим и, обращаясь снова к Григорию, спросил: – Это что за человек у вас?
Человек, и очень странный человек, о котором спрашивал купец, вышел в это время из-за задов Григорьева двора.
Высокий, худой, с маленьким, очень маленьким бурым лицом, стрижеными усами и бородой, в длинном изорванном халате, с непокрытой, тоже стриженой головой, человек этот остановился, и, ни на кого не обращая внимания, смотря голубыми потухшими и выцветшими глазами тупо и равнодушно перед собой, что-то бормотал.
На вопрос купца Григорий с захлебывающейся торопливостью и елейным смирением ответил:
– А так раб божий, Ильюша по прозванию… Вроде того, что юродивый.
– Это хорошо, – кивнул головой купец и, откашливаясь, сплюнул.
– Тихий человек, и никому обиды от него нет.
– Он что ж делает? – спросил купец.
– Да вот живет у нас в бане, – вон за огородом. Сам и выбрал мою, значит, баню, – что ж, живи…
Юродивый в это время опустился на колени и, смотря в небо, что-то бормоча, кивал головой…
– Это насчет чего же он? – спросил купец у Григория и прибавил: – Да ты присядь.
– А постоим, батюшка… Это он, вишь, покойников поминает, всех, до последнего человека, кто за его память помер на селе, помнит и поминает…
– Что ж, это хорошо…
– Хорошо, батюшка, хорошо… Раб божий… А только что так считаем, – Григорий замирающим от восторга голосом, наклоняясь к купцу, прошептал: – так считаем: великий раб.
– Все может быть, – одобрительно кивнул головой купец.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
