меня одна сигарета осталась! Шаром покати!
– У меня тоже, Сеня.
– Сходи, будь человеком.
– Отстань, дай докурить. Вон, этого пошли.
– Он Звездочётиху не знает.
– Тогда сам сходи.
– Да, что ж ты за человек? Жрать хочется, а её всё нет.
– Мы сегодня две фуры погрузили, а ты как банный лист пристал ко мне…
– О-о-о, а вот и она…
– Вспомнишь и появится.
Ярко накрашенная курчавая женщина поставила на стол бутылку кваса, в другой руке были конверты.
– Пролётов Семён Семёныч.
– Я.
– Получите, распишитесь.
Он потёр руки. Руки были вспотевшие и немного тряслись. Подсобка наполнилась радостными возгласами. Бычки были выброшены и дымились в пепельнице.
– Короткевич Антон Васильевич.
– Я.
– Получите, распишитесь. А кто такой Болтушкин?
– Это я.
Конверт был совсем тонкий. Грязные руки тряслись и тянулись к тонкому конверту.
– Мы подумали и решили дать тебе аванс, ты у нас работаешь только первый день, ну, ты понимаешь…
– Спасибо. А можно я пока здесь поживу? Мне пойти некуда.
– А где ты прописан?
– Я из Пупкова, это далеко.
– Можно. Ты только не светись, начальству на глаза не попадайся.
– Светлана Михална, может, вы с нами по кружечке, а? – спросил Шершень.
– Мне нельзя, у меня сахарный диабет, ты же знаешь! И потом, приставать начнёшь…
– Не, я с бабами завязал.
– Ты теперь с мужиками?
– Некрасиво, Светлана Михална, я от всей души…
– Сильно не нажирайтесь, сегодня ночная смена.
– Светлана Михална… Да мы разве когда-нибудь? Никогда! Никогда?
– Никогда!
Шершень с Мегалитом переглянулись.
– Смотрите мне… Нахаляву жрут даже язвенники и трезвенники.
– А мы не язвенники и не трезвенники.
– Вот и я про то же.
– Светлана Михална…
– Лиличке привет!
– Передам.
Дама в рабочем халате ушла. Из холодильника приятно тянуло жареной курицей. В микроволновке она разогрелась, и стало пахнуть ещё вкуснее. И он обрадовался обычной еде. Разбитые чашки наполнились водкой.
– Меня по имени-отчеству вообще никто никогда не называл, в тюрьме так вообще… хлястик.
– Ты будешь чеснок? – спросил Шершень у Болтушкина.
– Нет.
– Зря, попробуй, понравится, – Шершень окунал чеснок в горчицу и ел, а потом сплюнул в сторону, высморкался и положил комок туалетной бумаги на стол. – А я люблю чеснок…
Болтушкин смотрел на курицу не отрываясь. То на курицу, то на чеснок.
– Без чеснока – не то… А ты чего не ешь?
– Дак…
