и самодовольное: «Мне скоро понадобится новая записная книжка – фамилии на «А» и «Г» больше туда не умещаются». Мы с матерью так и не смогли добиться от него отчёта о текущем финансовом положении (точнее, не смогла мать, а она была той ещё изворотливой гадюкой), отец сам вёл семейный бюджет, то позволяя какую-нибудь роскошь, вроде нового автомобиля, а то на целые недели переводя нас на хлеб и воду.
Списки должников перешли ко мне, как и счета, на которых, как оказалось, было совсем не очень то и много денег. Мать была ещё жива, но совершенно не в том состоянии, чтобы встать у руля нашей жизни (о чём она всегда в тайне мечтала). Сгорая от тяжёлой болезни, она почти не поднималась с постели и добрую половину дня проводила в бреду. Как-то раз я спросил её, как нам жить, когда кончатся деньги, на что она улыбнулась и сказала: «У твоего бати была хорошая деловая хватка. Ты должен стать таким же, только чуть больше доверять матери».
Ни слова о тех беднягах, которых отец обобрал до нитки. Впрочем, тогда я тоже улыбался. Мне было хорошо оттого, что скоро её не станет. Запах смерти не только пропитал нас с Чипсой насквозь, он въелся в обои и в мебель так, что балкон приходилось держать круглосуточно открытым, а когда всё закончилось, отправил матрац, на котором мама отчалила в вечность, на помойку.
Папины списки я сжёг в ванной. Не было никакого желания в них копаться. Я был полон отвращения к родителям, ко всем этим людям, аккуратным, алчным отцовским почерком вписанным в разлинованные строки, к цифрам и датам, что стояли напротив каждого имени, наконец, отвращения к себе.
С тех пор даже сама мысль о том, чтобы завести себе ежедневник, вызывает у меня рвотный позыв. Наверное, поэтому я никогда не был успешен в жизни: ведь каждому известно, что без чёткого планирования это невозможно…
5.
Никто не ожидал, что ночь будет похожа на путешествие комка масла по разогретой сковороде или на поход юного гения сквозь математику для третьего класса под редакцией А.Астахова. Здесь должен стоять союз «но»… но его не будет. Ночь действительно была не простой…
Юрий всерьёз не собирался ничего читать, однако слова «готов поставить всю имеющуюся у меня картошку, что эти строчки до конца моей жизни не прочитает ни одна живая душа» завертели его в странном водовороте и выбросили в пучины текста.
– Как могло получиться, что из всего интернета его компьютер воспринимает одну-единственную страничку? – пробормотал Юрий, позволяя аромату кофе обосноваться в ноздрях. – Интернет либо есть, либо нет.
Алёна бросила на него укоряющий взгляд: «Ты не мог бы помолчать? Разве не чувствуешь – ты разрушаешь это», и снова повернулась к монитору. Губы её беззвучно шевелились.
Юрий рад бы отрицать, но он тоже это чувствовал. Это – как неприятное ощущение, что шрам на пупке вот-вот разойдётся. Это – предвкушение, нетерпеливое ожидание того, что ты больше никогда не испытаешь.
Дождь
