террасе отмывал кончики пальцев и радовался, что черкеска черная и грязь на ней не заметна.
В итоге он испачкал раковину и футболку. Раковина не отмывалась, а футболка не отстирывалась. Глянув мельком на себя в зеркало, он увидел, что и лицо все в полосах этой черной пасты.
Мишка подумал, что давний его предок не отличался чистоплотностью и грязными лапами лазил в эти загадочные газыри. Такая мысль вызвала у него нервный смех до слёз. Облокотившись о раковину, он хохотал, сжимая мокрую грязную футболку в руках.
– Молодец! – раздался отцовский сердитый голос за спиной. – Я его попросил убраться в комнатах, а он не то что не убрался, но и сам перемазался. Раковину всю чем-то изгваздал. Вот и надейся на тебя после этого.
Он разочарованно покачал головой и, сняв сапоги, босиком прошлепал к себе в комнату и раздраженно захлопнул дверь.
Мишка надул губы. Смех сразу куда-то подевался.
– А газету ты зачем свежую изорвал? – донеслось грозно из-за двери. – Ну что с тобой делать?
Мишка боязливо покосился на крюк за террасной дверью, где незыблемо висел ремень.
Отец вышел из комнаты в полном казачьем обмундировании, постукивая себя по бедру нагайкой – плетью, сложенной пополам. Мишка знал, что на кончике плети приделано грузило. Такой можно и ранить сильно, и даже убить при определенной сноровке.
– Ух ты! – в восхищении замер Потапыч. – Какой ты важный!
Отец поправил папаху, сдвинув ее чуть набекрень, и глянул в зеркало. Подкрутил несуществующий ус и хмыкнул.
– Так, поросенок! Надевай чистую футболку, ту, синюю, и чеши к тетке на кухню в подсобники. Искупишь злодеяния тяжким трудом. Она зашивается. Гришка притащил целый жбан отменных раков. Все утро по камышам ползал. И чебаков здоровущих наловил. Будем потчевать столичных гостей. Кто-то еще из администрации приедет. – Он притопнул ногой в сапоге и пропел или, вернее, проговорил речитативом:
Черкес молодой, чернобровый.
У черкеса кинжал новый.
Кинжал новый в грудь вопьется.
По кинжалу кровь польется…
Мишка слушал, открыв рот.
– Всё, концерт окончен! – посерьезнел отец. – Беги, кому говорю!
– Пап, а ты куда сейчас?
– На конезавод. Они хотят поснимать, когда я что-нибудь из джигитовки покажу.
Около конезавода располагались левады – огороженные искусственные пастбища для лошадей, загоны для объездки лошадей и для отцовских тренировок.
– Можно, я с тобой? – оживился Мишка. – Я так хочу посмотреть!
– К тетке! – показал отец в сторону кухни нагайкой. – Живо!
– А шашка? – напомнил сын, улыбаясь.
– Ах ты, елки-палки! – схватился за левый бок отец, там, где должна была висеть шашка. – Тетка ее запрятала в своих кухонных лабиринтах. Пойдем вызволять.
Мишка бросился вслед за отцом,
