Эфиопии, рядом с прозрачными водами Красного моря.
Он запрокинул голову, посмотрел на небо. Нет, это берег не Красного моря и не Карибского… вообще не Земля… Две луны, серебряная и бледно-золотая, повисли на водами, расстелив по их темной поверхности зыбкие дорожки. Звезд виднелось много больше, чем в земных небесах, – должно быть, тысяч пять или шесть, и сидели они в темном бархате ночи так густо, что путался еще непривычный рисунок созвездий. Звезд много, но ничего похожего на Млечный Путь, только слабо светящееся овальное пятно мерцает в зените. Газовая туманность? Или что-то другое, таинственное и безмерно далекое?
Одинцов вздохнул, отвел глаза. Свежий кисловатый запах трав, донесенный ветром, вдруг напомнил о последней беседе с Шаховым. Так благоухал лимон, нарезанный крупными дольками… лимон на блюдце, белом, как сибирский снег… Долго они в тот раз проговорили – часа, должно быть, три. А потом…
Потом был другой кабинет, скорее даже закуток рядом с залом стартового комплекса. Ни окна, ни телефона, ни компьютера, один лишь пустой стол да пара неудобных стульев из гнутых алюминиевых трубок. Стеклянная перегородка отделяла крохотное помещение от лаборатории, залитой ярким светом, и сквозь нее Одинцов мог видеть большой контейнер на плоских лапах подъемного устройства и нависавший над ним раструб колпака. Колпак был антенной, направлявшей излучение, а подъемник – частью криотронной системы. Когда совершится ДС-переход, саркофаг с телом испытателя опустится вниз, в подземный бункер под стартовой площадкой… Но это произойдет лишь в том случае, если он не вернется за пару ближайших часов. Если будет ясно, что он еще жив, но задержался на Той Стороне.
Колпак и контейнер находились в центре зала. Вдоль стены, охватывая их полукольцом, располагался огромный пульт с двумя десятками экранов и рабочих панелей; по экранам скользили столбики цифр и загадочные кривые, панели переливались разноцветными огнями. В зале царила суета. Помощники и ассистенты Виролайнена бродили от экрана к экрану, всматривались в сотни датчиков и узоры мерно вспыхивавших сигнальных ламп, что-то регулировали, отстукивали команды на клавиатуре, совещались, многозначительно кивая головами. У саркофага двое техников в синих халатах проверяли подъемный механизм, а молоденькая медичка из группы жизнеобеспечения подключала блестящие гофрированные шланги. С половиной из этих людей Одинцов был знаком, встречались в буфете, в коридорах или в автобусе во время поездок в Новосибирск, других помнил только в лицо, не зная ни имени, ни должности. Кроме них, имелись зрители – на балконе, что выдавался широким полукругом с той стороны, где не было пульта и приборов. Дань традиции! Ходоков всегда провожали, даже если погружение занимало пять секунд.
Он задумчиво сдвинул брови и повернулся к Виролайнену.
Бледные губы старика шевельнулись.
– Колеблетесь, полковник? Ну, я вас не неволю, все еще можно отменить или отложить. Это была не моя идея.
Одинцов покачал
