ниспосланному свыше, велению, у каждого россиянина пробудились бы честь и совесть? Представь только – Дума бы распустилась, потому что у подавляющего большинства заговорила бы совесть – что же мы делаем? Кому мы служим? Народу? Да мы же собственной маммоне служим!
Не думаю, что останется хоть один судейский, прокурорский, милицейский. Да вся государственная власть рухнет в один миг! А политики так называемые? Ведь более продажных, чем они, нет!
Мое мнение – честь и совесть каждому россиянину!
Я невольно представил себе сонмы рыдающих банкиров на папертях храмов и синагог, просящих прощения; толпы бывших государственных мужей, стоящих в очередях за званиями послушников монастырей, где они могли бы замолить грехи свои – и мне стало страшно. Разбежится армия, начнут хором стреляться генералы и полковники…. Ужас!
Недаром Владимир Ильич так ненавидел церковников – они же, сволочи, будили в народе совесть!
Вскоре новые события привлекли наше внимание – из Америки пришли первые известия о непорядках в финансовой сфере. Все дружно кинулись к Адаму Смитовичу за разъяснениями. Последний был явно озабочен, но изрек: – Друзья, я все понимаю, ведь именно за понимание происходящего и грядущего я оказался в нашей славной компании! Но! Подождите немного, мне не хватает нескольких фактов, и я прочту вам лекцию. Подозреваю, что она может потянуть на медаль от Нобеля!
А между тем кризис разгорался все больше. Засуетились политики, думцы, госмужи и прочая шушера. Наши в один голос вещали – для вас, дорогие россияне, ничего страшного не будет. Ну уволят какого-нибудь менеджера, ну что-то подорожает, Но мы с вами! Мы еженощно и ежедневно думаем об вас! Болеем об вас! Изболелися все!
Министр финансов, хитро улыбаясь, талдонил о каких-то инвестициях, которых много, председатель Центробанка, пряча глаза, доложился, что по одним деньгам, которые вложили в экономику злейших друзей, получили прибыли аж три с лишком процента годовых, а по другим таким же нашим денежкам – аж полтора процента! Думские радостно хлопали в розовые ладошки. А что им остается делать? Дядька – главный – скажет: – Хлопайте! И хлопают.
Но вдруг начали останавливаться стройки. Ну и хрен с ними! Там одни гастарбайтеры работают – пусть уметают к своим гордым ющенкам и туркменбашам!
Однако, несмотря на блестящие выступления руководителей и приближенных к ним политиков, начали останавливаться заводы и фабрики, откуда-то, как из под земли, появились толпы наших, отечественных, безработных. Премьер, по комиссарской привычке, так же, как раньше по отношению роста цен, приказал: – Не допущать! А то….Невольно напросилось сравнение с одним славным губернатором, приказавшим, за какие-то провинности, высечь розгами реку.
Банки, почувствовав жареное, перестали выдавать кредиты и дружно бросились скупать зелень. Соответственно, остановились заводы и фабрики.
Упали продажи автомобилей и остановились заводы, на которых эти автомобили производились.
Глухая зимняя пора
