– она не пришла, я снова набрался «отвертки». С утра вос-кресенья меня придавила жуткая депрессия. Я метался в мысленном тупике, пытаясь по-нять, что со мной происходит. Было ощущение, что я нахожусь в жизненной клетке, стены которой медленно сжимаются. Я промучился такими мыслями до вечера и сбежал от них в «Чистое небо». Весь вечер я пил и курил, раздираемый злостью к окружающей действи-тельности. Блондинку я уже не ждал. Мираж о ней растворился в алкоголе с горьким привкусом душевной пустоты. Я пробыл в клубе до самого закрытия. Последняя двойная «отвертка», девятая, оказалась лишней. Я перешел грань и к трем часам ночи оказался аб-солютно пьяным. Еле стоя на ногах и почти вися на стойке, я что-то говорил одному из барменов, но чувствовал, как губы не слушались и слова не клеились. Я полумычал. Мне стало стыдно, вдруг стало ужасно стыдно. Ведь меня тут все знали. Да, я выпивал и выпи-вал регулярно, но всегда уходил на своих ногах не более, чем навеселе и слегка покачива-ясь. И вот напился. Я еле мог идти, меня мотало из стороны в сторону, спасали от падения лишь узкие стены грота. Я не мог связать двух слов, изо рта лилась лишь каша из звуков. Стыд слегка меня отрезвил. Я пошел на выход, стараясь держаться максимально ровно. Но дойдя до стула охранника у гардероба, рухнул задницей на него. Заведение закрыва-лось. Музыка стихла, посетители расходились, толпясь и галдя у гардероба в ожидании верхней одежды. Я продолжал сидеть и мутным взглядом наблюдать гардеробную суету. Мозг был на удивление чист – я все понимал, все слышал, все видел, но ощущал себя без-вольной тряпкой. Мало-помалу суета схлынула, посетители разошлись. Время близилось к половине четвертого. Я продолжал бесцельно сидеть. Домой не хотелось совсем. Меня там никто не ждал. Меня нигде никто не ждал. Ком отчаяния начал подкатываться к гор-лу. Грудь сдавило. Я поднял голову и обомлел, желая сию же секунду провалиться под землю. Передо мною стояла Наташа. Она улыбалась, глаза ее блестели. Девушка с кем-то разговаривала справа от меня. Я скосил туда глаза. Артур. Он щерился ей масляными гла-зами. Наташа цвела в ответ. Она была в той же одежде – во всем, обтягивающем безупреч-ную фигуру, светлом.
– Привет, – улыбнулась она мне и продолжила общение с Артуром. – Полинка тут?
– Да, тут еще, да иди, пройди к ней! – сказал Артур, и Наташа зацокала шпильками по плитке пола вглубь заведения.
Ком отчаяния внутри меня взорвался. Я несколько раз тяжело вздохнул, желая вер-нуть, сдавленное душевной болью, нормальное дыхание. Не помогало. Меня давило из-нутри все сильнее, я начал задыхаться. Дикая волна жалости к себе захлестнула меня. На глазах навернулись слезы. Я задышал сильнее, изо всех сил сдерживая их. Слезы замерли на глазах, да так и остались. Я не моргал, боясь обронить хоть одну слезу на пол, и чтобы кто-то увидел это. Я наклонил голову пониже, будто сижу совсем пьяный. Я просто не хо-тел, чтоб кто-то видел мое лицо. Мне было плохо, нестерпимо плохо. Я был никому не ну-жен. Даже этой дуре Лиле я был не нужен. Я сидел на стуле совершенно одинокий, пья-ный и несчастный. Перед лицом стоял образ Наташи. Она улыбалась. Улыбалась солнечно и прекрасно. Девушка была идеальна. Она стояла в мозгу так близко и была абсолютно недосягаема. Вторая волна отчаяния и саможалости накатила на меня изнутри. Я вновь за-дышал часто, сжал зубы. Слезы брызнули из глаз, я незаметно их вытер.
« У тебя никогда… никогда не будет такой девушки!» – отчетливо произнес мой внутренний голос. И я, словно обреченный на вечное полупьяное прозябание в одиночест-ве, встал и незаметно для всех вышел прочь.
Я не стал звонить Вадику, не пошел к гостинице, срезал путь мимо кинотеатра и специально пошел через безлюдный ночной парк. Слезы вновь приближались. Я не стал их сдерживать. Они брызнули, я заплакал навзрыд. Меня никто не видел. Я шел и плакал. Через пять минут мне стало намного легче. Я пошел дальше, через полчаса наполовину протрезвел, поймал случайную машину и оказался дома. Я тихо вошел в квартиру. Роди-тели спали. Я разделся до трусов и замер в коридоре перед большим зеркалом, посмотрел на свое отражение пристально. На меня из зеркала смотрел малоприятный персонаж. Не-плохо сложенный, довольно симпатичный, высокий молодой человек. Но, с уже заметны-ми признаками деградации. Чуть сутулое тело отдавало дряблостью, живот не выпячивал-ся, а уже чуть свисал складкой над трусами, мятое лицо с отекшей одутловатой кожей не-здорового желтого цвета выглядело ущербно. Глаза смотрели грустно и безнадежно взгля-дом загнанного и не видящего выход зверя, смирившегося со своей участью. Я глядел се-бе в глаза и тяжело дышал. Сердце стучало гулко, отдавая алкоголем в виски́. Я сосредото-чился на глазах, стараясь разглядеть радужную оболочку и нырнуть взглядом внутрь. «Еще живые», – пронеслось в моей голове. Да, живые. Я смотрел в свои глаза и видел в них огонек жизни. Он не погас, нет! Он еле тлел, но был жив. Я продолжал смотреть на себя. Спазм дернул желудок, тихая ноющая боль превратилась в острую и нарастающую. Я сжал мышцы пресса, боль не ушла, а лишь раздраженно выросла. Я нажал пальцами в район солнечного сплетения, пытаясь нащупать хорошо знакомое место, как кнопку, кото-рая отключает боль. Пальцы в глубине уперлись в напряженный спазмом пищевод. Я на-давил сильнее – боль резко усилилась. Я сжал зубы, закипая злостью сам на себя. Надавил
