мест, принял после похорон несчастного самоубийцы опекунство над сыном Павла Семеновича и увез его, вместе с мамкой, которая осталась при ребенке, уже отнятого от груди, в качестве няни, в Москву.
Таково было раннее детство Виктора Павловича Оленина, о котором он сохранил лишь смутные воспоминания.
Сознательная жизнь началась для него в Москве, в доме Похвисневых.
Семейство последних состояло из старика-отца и старухи-матери, двух сестер и сына – опекуна Виктора Павловича – Сергея Сергеевича Похвиснева.
Старики, Сергей Платонович и Марья Николаевна, жили на покое, а две сестры, Пелагея и Евдокия Сергеевны или, как их звали в семье, Поли и Додо были перезрелые девицы, считавшиеся, впрочем, в московском обществе на линии невест.
Их брат управлял в Москве учреждением, где много было чиновников-женихов, жаждавших породниться с начальством, да и у стариков Пахвисневых был изрядный капиталец, который предназначался к дележу между Поли и Додо.
Последние, впрочем, были разборчивы и «сидели в девках», как не мелодично говорил о них отец.
Белокаменные двухэтажные палаты Похвисневых находились на Воздвиженке.
Дух аристократизма, а по-тогдашнему – барства высшего круга, веял над этим семейством. Блестящее, по тогдашнему времени, воспитание, знание французкого языка, напудренные головы, фижмы – все резко отличало семейство Похвисневых даже среди других аристократических семейств первопрестольной столицы.
Кроме безвременно умершего сына Николая Сергеевича – мужа тетки Виктора Павловича, у стариков было еще двое сыновей – Сергей и Владимир.
Сергей, как мы уже сказали, служил по штатской службе в Москве, а Владимир в гвардии в Петербурге.
Маленького Витю поселили в одной из задних комнат верхнего этажа – в первом этаже были залы и гостиные – и обе барышни принялись ухаживать за новым маленьким жильцом.
Если бы не зоркий глаз мамки, он наверное был бы, согласно русской пословицы, без глазу.
Мальчик начал ходить, а затем и бегать, к величайшему удовольствию обеих барышень и в особенности старшей, Поли – красивой брюнетки с черными жгучими глазами.
Витя почему-то был привязан к ней более, чем к меньшой – бесцветной шатенке. Часто дети как-то инстинктивно симпатизируют красивым.
Поли тоже ласкала чаще ребенка. Быть может, это было причиной, что Витю не взлюбил живший в доме «дурак».
Как у всех богатых и знатных людей того времени, как это принято было даже при дворе, у Пихвисневых был «дурак».
Кроме настоящей, или напускной глупости, он отличался еще и уродством. Два горба, спереди и сзади, низкий рост и неимоверно короткие ноги придавали ему вид яйца, лежавшего на боку, из которого, как вылупившийся цыпленок, торчала маленькая голова с каким-то пухом вместо волос и маленькими зеленоватыми злыми глазами.
«Дурак», по всем видимостям, был безумно влюблен в Пелагею Сергеевну. По крайней мере она одна одним взглядом смиряла
