пришлось выстрелом огневки высадить окно вместе с рамой, в результате чего Сергар спалил брови, ресницы, а также хорошенько припалил волосы на своем многострадальном лобке. От мага неделю воняло паленой шкурой, и товарищи по оружию подозрительно поводили носами, когда Сергар подходил к ним на расстояние двух шагов.
Ко всему прочему Сергар едва не сломал ногу, выпрыгивая со второго этажа, а потом еще бежал по улице голышом, стыдливо прикрывая ладонями причинное место – под улюлюканье солдатни и охочей до зрелищ черни, радостно комментирующей веселое представление.
Купец потом пытался добиться справедливости, подал жалобу на самоуправные, наглые и подлые действия некого боевого мага, но армейское руководство подняло его на смех, не выдав на расправу гражданскому городскому суду ценное «полевое орудие крупного калибра», каким являлся Сергар. Тем более что убитых и пострадавших среди горожан не нашлось, ущерба никто не понес – если не считать пары сломанных носов, треснутой челюсти, двух вывихнутых рук и семи выбитых зубов, принадлежавших особо ярым стражникам.
«Но это же какие-то гребаные наемники, отребья, отрабатывающие хозяйские медяки! Работа их такова! За что им платить?! Нечего бросаться на имперского солдата, тем более – на боевого мага!»
Пришлось купцу удовольствоваться в качестве трофея одеждой сбежавшего супостата (в общем-то, довольно потертой) и кошельком негодяя, в котором сиротливо позванивали один серебряник и два медяка – все, что осталось от трехмесячного жалованья. Переформирование полка уже закончилось, скоро на фронт, а на войне – как на войне, сдохнешь – и пропадут монеты. Ведь мертвецу они ни к чему. Так почему бы их не потратить, пока жив? И потратил.
Единственное, чего было жаль Сергару среди барахла, утерянного в эпической битве с охраной купца, – небольшой серебряной брошки, которую он все эти годы таскал с собой, как амулет на счастье. Эта брошка – все, что осталось в память о покойной матери.
Что сталось потом с купеческой женой, Сергар так и не узнал. Скорее всего, ничего особенного и не сталось – в очередной раз получила плеткой по своей любвеобильной заднице и гладкой спине, что вызвало очередной, особо яркий оргазм. А может, купец наконец-то опомнился и свернул башку проклятой извращенке. Да какая разница? Она знала, на что шла и чего хотела. Каждый должен отвечать за свои поступки и соображать, что и зачем он делает.
Участковый Анаров меньше всего на свете походил на приснопамятную жену купца и больше всего – на самого купца, парня дюжего и такого же огромного, как и этот тип, сверливший посетителя взглядом бесцветных, как мутная дождевая вода, глаз.
Хозяин кабинета молчал, что-то соображая, молчал и Сергар, вглядываясь в противника, подготавливая себя к тому, что задумал.
Первым тишину нарушил участковый, и от его слов Сергар напрягся, готовый прыгнуть зверем, осознав, что схватка неизбежна:
– Я тебя узнал. У меня хорошая память!
