же еще не случилось.
На кухню вошел Берни, приземистый человек средних лет с лысой головой.
– Что тут у вас происходит? – сказал он. Вид у него был несколько испуганный.
– Прости, пап, это я расстроил маму, – сказал Ллойд. Он отступил, давая Берни обнять Этель.
– Он едет в Испанию! – вскричала она. – Его убьют!
– Давайте успокоимся и обстоятельно все обсудим, – сказал Берни. Он был обстоятельным, практичным человеком, в практичном темном костюме и в практичных, много раз чиненных башмаках с практичными толстыми подошвами. Вне сомнения, именно поэтому народ и голосовал за него: он был политиком, представлявшим Олд-гейт в Совете Лондонского графства. Своего родного отца Ллойд никогда в жизни не видел, но он не мог себе представить, что мог бы любить родного отца больше, чем любил Берни, который, хоть и приемный отец, был очень добр к нему и всегда готов утешить и дать совет, а приказывал и наказывал крайне редко, относился к нему так же, как к своей родной дочери Милли, не делая различий.
Берни усадил Этель за кухонный стол, и Ллойд налил ей чаю.
– Однажды я подумала, что мой брат погиб, – сказала Этель. По ее щекам все еще текли слезы. – Тогда к нам на Веллингтон-стрит пришло много телеграмм, и их должен был разносить этот несчастный мальчишка-рассыльный, он ходил от дома к дому, вручая мужчинам и женщинам эти листки, где было сказано, что их сыновья или мужья погибли… Бедный мальчишка, как его звали? Кажется, Джерент… Но для нас у него телеграммы не было, и я, гадкая женщина, благодарила Бога, что погибли другие, а не наш Билли!
– Никакая ты не гадкая, – сказал Берни, гладя ее по плечу.
Из своей комнаты спустилась Милли, сводная сестра Ллойда. Ей было шестнадцать, но выглядела она старше, особенно когда на ней было – как сегодня вечером – элегантное черное платье и маленькие золотые сережки. Она проработала два года в олдгейтском магазине дамского платья, но, поскольку она была умной и честолюбивой, несколько дней назад нашла работу в шикарном универмаге Вест-Энда.
– Мам, что случилось? – сказала она, посмотрев на мать. Говорила она с акцентом кокни.
– Твой брат собрался ехать в Испанию, чтоб его там убили! – вскричала Этель.
Милли с упреком взглянула на Ллойда.
– Что ты тут наговорил? – Милли всегда готова была напуститься на старшего брата, которого все так любили – на ее взгляд, незаслуженно.
– Ленни Гриффитс из Эйбрауэна собирается в Испанию, сражаться с фашистами, – ласково и терпеливо ответил Ллойд, – и я сказал маме, что думаю, не поехать ли мне с ним.
– Скажешь тоже! – с отвращением буркнула Милли.
– Я думаю, туда так просто и не попадешь, – Берни подошел к делу, как всегда, практично. – В конце концов, там в полном разгаре гражданская война.
– Я могу поездом доехать до Марселя. Барселона не так далеко от французской границы.
– Восемьдесят или девяносто миль. К тому же идти пешком через Пиренеи будет холодно.
