голодны? – спросил он и взглянул туда, где лежал кусок хлеба, который Мисси уже съела. – Где вы живете? Может, вас домой проводить?
– Но… – начала я, однако он быстро заткнул мне рот.
– Тихо, Элка, ты и так уже много натворила.
– В Д-долстоне, – сказала Мисси.
Охотник кивнул и протянул ей руку. Она встала и взглянула на меня так, словно я тут была самой страшной.
– Это совсем недалеко. Я могу вас туда отвести, чтобы вы не заблудились. Но уже поздно, может, останетесь на ночь?
Она отказалась и попросила отвести ее домой.
Охотник взял свою куртку и накинул ей на плечи. Моя челюсть уже почти до пола отвисла.
– Элка, а ты дома сиди, пока я Мисси провожаю, – наказал мне он и открыл перед ней дверь. Да что вообще происходит? Охотник никогда людям двери не открывал. Он вообще с ними не разговаривал.
– Извини, Элка, – сказала Мисси. – Спасибо за хлеб.
Я уж было хотела закричать, чтобы он мою новую маму не забирал, но Охотник повернулся ко мне спиной и вышел из дома.
Он пропадал всю ночь и весь следующий день. Мисси я больше никогда не видела.
Когда он вернулся, то ни слова не сказал о Мисси и о том, что я хочу новую маму. Ни стукнул меня, ни обругал – просто вел себя так, словно ничего не случилось. Охотник опять стал самим собой – больше никаких улыбок и сладкого голоса. Вообще никогда.
Через неделю после встречи с Мисси моя рука достаточно зажила, и я пошла колоть дрова. Топор оказался таким острым, что им бриться можно было.
– Люди – женщины – очень опасны. Некоторые злые как волчицы, другие кроткие, словно косули, но не угадаешь, кто есть кто, пока они не подберутся достаточно близко.
Я никогда не спрашивала, что он имеет в виду – не ответил бы. Сейчас он просто подошел, и встал рядом с поленицей.
– Только ты и я, девочка Элка. Только ты и я.
Я больше не пыталась искать маму, потому что он был прав. Он не разрешил бы мне привести никого в дом, и следующие семь лет мы так и жили, только вдвоем. Он показывал мне, как стрелять из винтовки, как разбирать ее и чистить. Каждый год мы делали запасы на зиму, и он всегда точил для меня топор. Мы построили новую коптильню, потому что я росла, и нужно было больше мяса, и еще он где-то добыл скороварку, и мы начали консервировать мясо про запас. Шрам от ожога почти исчез, осталась лишь серебристая полоска – не заметишь, если не присматриваться, однако доброта, излечившая его, поселилась глубоко во мне. У Мисси ничего не было, но она с радостью поделилась со мной частью себя. Я запрятала это чувство глубоко-глубоко, чтобы никто его не нашел, даже Охотник.
Когда я подросла и стала ему почти до плеча, он решил, что пора взять меня на охоту. Сначала я помогала ему снимать шкуру и нести добычу домой, а потом он позволил мне стрелять разную дичь – кроликов, медведей, даже лосей. Только не оленей. Когда на прошлой неделе мне исполнилось семнадцать, он впервые позволил мне подстрелить молодого оленя. Его мяса хватило
