«радости», не скрывая своего отношения к перспективам нашего дуэта. Не ладилась новая программа. Я стал придирчиво относиться к обязательным танцам, пришла пора делать в них скачок, но Надежда Степановна уже не находила для нас времени, да и Ольга устала от того, что на нее все давят.
Первый старт в сезоне состоялся в июле в Вильнюсе на Кубке профсоюзов. Накануне соревнований мы уехали в Москву, но начальство нас вернуло. Улетели в воскресенье утром вместе с Надеждой Степановной, а вечером уже без нее поездом поехали обратно. Родители во всю эту катавасию не вмешивались. Я с четырнадцати лет сам решал свои спортивные проблемы, и они мне доверяли.
Помню, как ежедневно после школы я ехал прямо к Ольге, а бабушка, которую я так боялся, стала лучшим моим другом. Так прошли девятый и десятый классы. В девятом я долго страдал, а в десятом признался Ольге в любви. Произошло это так. В Первоуральске на новогоднем вечере, когда мы провожали 1974 год, за Ольгой стал ухаживать Боря Харитонов, был такой фигурист. Ольга с ним даже танцевать пошла. Пришлось мне с Борькой поговорить. Я никогда в жизни не дрался, но тут начал хватать Харитонова за грудки и объяснять, что если еще раз подобное увижу… А чтобы укрепить свои позиции, пришлось сказать: «Оля, я тебя люблю». Стояла уже ночь нового, 1975 года.
Разве после всего, что произошло между нами, я бы смог кататься с другой девочкой? Но Ольга сама решила, что с фигурным катанием для нее покончено. И я склонялся к такому же решению. Мы уже окончили первый курс института, мастера спорта, взрослые люди. Прошло несколько месяцев, как мы не тренировались, и тут я встретил мужа Надежды Степановны – Сергея Гавриловича. Он спросил: «Хочешь еще раз попробовать? В группе Тарасовой мальчики нужны». Через некоторое время он позвонил домой с тем же вопросом. Я к Ольге: «Олюнь, что делать, приглашают в группу Тарасовой». Она: «Решай, как сам хочешь». Мы сдавали зимнюю сессию, писали ночи напролет шпаргалки по общественным наукам. Первая и последняя нормальная сессия, дальше таких уже не получалось.
К Тарасовой на тренировку я впервые попал в октябре, а на первый сбор с ее учениками отправился в ноябре. Причем билет на поезд в Северодонецк я покупал сам, талоны на питание получал чужие. Официально я у нее еще не числился. Я Татьяне Анатольевне сразу предложил Ольгу. Она мне сказала: «Подумаем», – а Ольга ни в какую: «Не пойду!» Хотелось мне настоять, но я этого сделать не смог, а спустя три или четыре года Ольга мне сказала: «Почему ты не заставил меня вернуться?»
НАТАША. Предложение перейти в танцы подняло мне настроение. В душе я понимала, что карьера одиночницы подходит к концу. Домой я вернулась в смятении. Мама меня встретила около автобусной остановки, мы пошли домой, я говорю: «Мама, мне в танцы предложили перейти», – и начинаю плакать. Она никак не могла понять, отчего я реву, а я просто не знала, что мне делать. А потом решила, что я нервы себе треплю, да пропади они пропадом, эти танцы. Не хочу о них даже вспоминать,
