алогов, городской голова, гласные, все они действовали за одно. Кто мог противостоять их угрозам, обещаниям и взяткам? Но он хотел побелить их честным образом, дать восторжествовать нравственности и справедливости и вымести из думы эту шайку воров, грабившую все, что попадалось под руку, даже без соблюдения приличий. Еще бы! Они находились под покровительством префекта и его помощника, которые были в руках у местного депутата и боялись его, а тот в свою очередь боялся городского головы и гласных, так как приближалось время выборов в Палату.
Однако дон Миммо Ли'Нгуанти сердился не столько на депутата и префекта, сколько на этих подлых избирателей, которые изменили ему в последнюю минуту… Если бы не эта невероятная измена…
После выборов нотариус Питарра сделал опять подсчет голосов с выборным листом в руках, чтобы доказать, что на будущий раз победа партии обеспечена.
– Но вы, дорогой кавалер, – воскликнул он: – никак не хотите понять этого. Деньги тут нужны, деньги!
В ответ на это кавалер сделал энергичный жест рукою, означавший, что скорее ему отрежут руки, чем он выложит из кармана два сольди.
Он держался этого мнения не из скупости, а из нежелания марать такое возвышенное дело.
– В таком случае нечего нам больше и разговаривать! – заключил нотариус. – Конечно, насаждение нравственности в народе прекрасная идея; но настоящая мораль, – добавил он сейчас же, щелкнув большим и указательным пальцем: – для многих, для большинства даже, заключается только в этом!
– Вот увидите, нотариус, вот увидите!
Вскочив со стула, на который он бросился по приходе домой, дон Миммо произнес эти слова пророческим тоном, с угрозою подняв руку.
Великая идея возникла внезапно в его уме и сразу овладела им. Он улыбался, качал головою, потирал руки, ходил взад и вперед по комнате и все более оживлялся по мере того, как внезапное откровение принимало в его уме более ясные контуры.
Нотариус Питтара и остальные глядели с немым изумлением в ожидании, чтобы кавалер заговорил.
– Позовите мне Чиполлу, – сказал он наконец.
Чиполла был фактотум в доме Ли'Нгуанти и в настоящий момент рассказывал на свой лад жене и дочери кавалера все подробности выборного сражения; он моментально явился на зов кавалера и остановился у порога с обычным военным приветствием:
– Чего изволите?
– Ты вот был капралом… Вот в чем дело… Я задумал… Сколько вас здесь отставных военных?
– Несколько сот человек, эччелленца.
– Хорошо. Знай же, что мы должны устроить Клуб Отставных. Понимаешь?
Нотариус Питарра и остальные захлопали в ладоши.
– Да, наш собственный Клуб, как у враждебной партии Земледельческий или Рабочий Клуб.
– Но… – начал было Чиполла.
– Какое еще но?
– Видите ли, эччелленца, другие отставные еще беднее меня, а на Клуб нужны деньги и много денег… Помещение, трубы.
– Какие трубы?
– Самые обыкновенные. Военный клуб без труб был бы курам на смех. Мне пришлось видеть несколько Клубов Отставных, и у всех были трубы, эччелленца.
– Так и у нашего клуба будут они! – воскликнул кавалер, хлопая в ладоши в знак явного удовольствия Так зародилась мысль о знаменитом Клубе Отставных, который наделал впоследствии так много неприятностей Городской Думе в Догуара.
Дело это устраивалось под шумок, чтобы не вызвать подозрений со стороны городского головы и его партии, которые могли помешать ему. Даже Чиполла делал вид, что не принимает никакого участия в этом деле вместе со своими энергичными помощниками – пятью или шестью молодыми людьми, у которых кружилась голова при одной мысли о трубах.
Городской голова, бывший почетным председателем Земледельческого Клуба, и его сторонники с улыбкою наблюдали из окон своего собрания за работами по ремонту двух зеленных лавок на противоположной стороне улицы, предназначенных под помещение для Клуба Отставных. Но городской голова и его партия были очень неприятно поражены, в день его открытия, когда увидели позади двухсот отставных, маршировавших с восемью оглушительными трубами во главе, кавалера дона Миммо, нотариуса Питарра и всех остальных членов оппозиции.
Трубы произвели переполох во всей Догуаре. Площадь была запружена народом, желавшим поглядеть на военных. Над обеими дверьми Клуба красовались флаги и связки лавровых ветвей. Залы не могли вместить всех членов собрания. Трубы были оставлены на улице и время от времени играли всевозможные военные сигналы от утренней зари до приветствия королю. Народ аплодировал. В помещении, во второй зале, сидя у столика на возвышении, кавалер объяснял
