место. Уже некоторые группы начали, раскачиваясь петь свои песни. Одни:
– Я помню тот Ванинский порт, и гул пароходов угрюмый. Как шли мы по трапу на борт, в холодные мрачные трюмы. – Ну, в общем, эти люди думали, что их везут из тюрьмы на свободу, в Магадан. Или наоборот.
Другие обнялись и, раскачиваясь в стороны, пели:
– Я всю ночь не сплю, а в окна мои ломится ветер северный умеренный до сильного.
– Держись геолог, крепись геолог, ты солнцу и ветру брат.
– И снег, и ветер, и звезд ночной полет. Меня мое сердце в тревожную даль зовет.
– Все здесь замерло до утра. Если б знали вы, как мне дороги Подмосковные Вечера. Речка движется и не движется, вся из лунного серебра.
– Когда весна придет – не знаю. И здесь
на этом перекрестке с любовью встретился своей. Ту заводскую проходную, что в люди вывела меня. Горят мартеновские печи, и день, и ночь горят они. Пройдут дожди, сойдут снега. Но ты мне улица родная и в непогоду дорога.
Все поняли, что на билетах уже написано, куда этот парень или девушка летит. Оказалось, что написано кодом, цифрами и буквами. Похоже на логин и пароль. Ужас!
– А как это понимать? Скажите мне, пожалуйста, Кондолиза. Пожалуйста. Ну, пожалуйста.
– Да я сама не знаю. От – сл. на е слитно с От – вы от меня!
– Бардак, какой бардак! – воскликнул Джек Лондон.
– Все пошло прахом, – сказал Лев Толстой.
– Я не полечу с этими кошками и собаками, – сказал Уп, – они меня загрызут.
– Да ты и так живешь один день лишний, – сказал Сид.
– Вы слышали?! Вы видели? – это настоящие гангстеры.
Какая-то девушка ворвалась в фойе из второго этажа с диким криком:
– Кто сказал, рабочим пива не давать?! Дайте им по кружке – пусть балдеют! – На ней был темно-вишневый сарафан, перекрещивающийся спереди и сзади, как пулеметные ленты. Кто-то даже крикнул:
– Анка-пулеметчица! – Другой сказал недоуменно:
– Кто бы это мог быть?
А Лев Толстой предположил, что это ожил Ад. Хотя, скорее всего, он в это время еще лежал в морозилке. Как и Пикассо.
Маша сказала, что у нее нет денег, и попросила дать ей взаймы. Никто как будто ее не слышал. Как это нет денег? Деньги должны быть всегда! А как же иначе? Вот надо, например, сейчас всего пять рублей на очень важное дело. А их нет. Квент между тем сделал важное заявление.
– У кого нет денег, тот все равно имеет право уехать отсюда. – Настала мертвая тишина.
– Ты забыл нам это сказать сразу? – спросил Лев Толстой. И с угрожающим видом повернулся к Президенту, как сам говорил про себя Квент.
– Он нехорошо поступил, – сказала Монте. – Гад. Настоящий гад.
– Это ужасный поступок. Поступить так перед самым концом света! У меня в голове не укладывается, –
