а потом решительно толкнул дверь так, что петли затрещали.
– Нашел меня, прохвост.
Шахига усмехнулся в усы.
– А я уж хотел осмеять тебя за потерю хватки. Ведь перед носом у меня прошел и не заметил.
Наг неспешно снял плащ, повесил его на деревянный наличник, отложил в сторону меч в кожаных ножнах – единственную вещь, которая казалась идеально ухоженной. Молодой воин наблюдал за ним, на скулах играли желваки, а кулаки так и сжимались в бессильной ярости. Наг закатал рукава, умылся из высокой бадьи. Черные рваные волосы слиплись от пота, под глазами и на скулах залегли глубокие тени, плотно сжатые губы обрамлены резкими складками. Он взглянул на Шахигу.
– Говори, раз пришел.
Бледно-серые, равнодушные, как изо льда высеченные глаза, каменно-спокойный голос.
Шахига открыл рот и тут же закрыл его. Слова не шли. Молодой наг шагнул вперед, кулак метнулся вперед в коротком ударе, но руку поймали в запястье железные пальцы, вывернули так, что Шахига не взвыл исключительно из чувства гордости.
– Яд материнский утри, потом лезь, – голос чуть потеплел, наг разжал хватку.
– Чтоб тебе сдохнуть, гадюка.
– Только на пару с тобой.
Он первым протянул руку, и наги крепко вцепились друг другу в запястья.
– Неймется тебе, Шахига.
– Не на того напал, Арэнкин.
Дубовая столешница местами изрезана ножом, покрыта застарелыми кляксами вина и жира, светлеют отскобленные пятна. На толстой ножке кто-то вырезал карикатурное изображение жуна рогами вниз. Окно выходит на север, почти не видно всполохов огненной страны, зато серебристо-фиолетовая звезда, с полсолнца размером, освещает папоротники, бросает отблеск на стол, тесную комнату, бледные лица нагов.
Арэнкин с удовольствием отпил из деревянной чаши. Золотистая жидкость искрилась звездочками, согревала и придавала сил.
– Не самый свежий сорт, из походных. Но тебе, думаю, и это сойдет. Когда ты в последний раз пробовал настоящий яд?
– Давно. Местные кобры жадные и пресные.
Вошел мальчишка-прислужник с несколькими кувшинами вина и блюдом мяса, поставил все на стол. Когда дверь за ним закрылась, Шахига заговорщицки подмигнул и отстегнул от пояса маленький кожаный бурдюк. Откупорил, щедро плеснул в каждый кувшин. Тяжелый травяной запах наполнил комнату.
– Летти, конечно, за это прибьет, но тянуть человеческую бурду – благодарю покорно!
Половину кувшина они опустошили в полном молчании. Разбавленное вино щедро било в голову. Ходили присказки: что змею насморк, человеку – смерть. А людские да жунские вина, даже самые крепкие, с равным успехом можно было заменить на воду – и ничего, кроме вкуса, не изменится.
Арэнкин неспешно набил резную трубку, прикурил.
– Какие новости принес?
Шахига снова плеснул из кувшина.
– Много новостей. Новое облачное море на северной границе
