й картинки, озера или городского пруда, из какого сна погляделась в неё, словно в свое отражение, эта прекрасная птица. Но тогда, в том невозвратном миге, она узнала себя в гордых белоснежных линиях красоты, благородства и нежности, которыми нарисована лебединая сказка.
И вот девочка выросла и однажды написала про себя: „Сильная смелая, как лебедь белая, я становлюсь на крыло…“.
Это она тогда написала, когда почувствовала непреодолимое желание полета, когда ощущение неба забилось в её сердце. И она полетела над двором, где когда-то жил гадкий утенок, над озером, где прятался одинокий лебеденок, и она увидела в небе птиц из своей детской мечты…»
«Осенью 2007 года вышла вторая книга стихов петербургской поэтессы Ольги Коротниковой „Турмалин“. Именно в ней Оля состоялась как поэт…. стихи, в которых было заявлено высоко и бескомпромиссно, что поэзия – это боль, кровь, музыка, тайна… это – жизнь. И никакого быта! Иначе, как поэт ты погиб».
«Понимание, что такое поэзия, на что ты подписываешься, входя в божественный и беспощадный мир поэзии, это есть понимание себя поэтом. Ольга Коротникова – поэт. Её душа щедра, бескорыстна. Поэт обязан отдавать, дарить, жертвовать… Жизнь поэта – это жизнь ради жизни. Отстаивание, утверждение ещё и ещё раз её нерушимых законов любви, добра, самопожертвования. Не только провозглашать эти святые истины должен поэт, но и жить по её законам».
«Поэт не может никому причинить зла. Жертвенность заложена в нём изначально, точнее – в слове, которым он владеет. „Пусть так. Без палача и плахи Поэту на земле не быть. Нам покаянные рубахи, Нам со свечой идти и выть“, – говорила Анна Ахматова».
«Диапазон эмоций и размышлений лирической героини самый широкий – от невыносимой боли утраты – до гордого отчуждения, от детской радости погружения в природу – до колючей ироничности, от теплоты семейного очага – до независимого полёта над миром. Она часто не просто примеряет маски, но полностью перевоплощается, становясь какой-либо иной частицей бытия: „Лепестком опадаю сонным с тёмной розы в ночной тиши“. Или: „Вот уже бегу я рысью через чащу напрямик“. Иногда она и летящим трамваем может обернуться, предлагая: „Ну пойми меня, разгадай!“
Она дразнит читателя, шалит, полушутя-полусерьёзно спрашивая себя: „Как найти свою из множества тем, не пытаясь угодить всем?“, но где-то в глубине живёт и крепнет уверенность:
Всё чаще снится мне полёт, Он ввысь несёт волной прохладной. Из гусеницы заурядной Однажды бабочка вспорхнёт.
Сновидения
Тонкие материи
Материя тонка…
И полотно стиха
пронзительно-прозрачно-непонятно.
Попробую соткать
стремление порхать,
исчезнуть насовсем. Влететь обратно.
На грани, на краю
между холодным «нет»
и жарким «да» – туманное «не знаю»…
Туманы эти пью,
не разорвать тенет.
Я тонкою материей играю.
Сон
Мне снится сон – целую пальцы…
А ты – не думай ни о чём.
Пусть две руки твоих, скиталицы,
моим согреются огнем.
Я стану целовать их бережно,
храня дыханием своим.
А ты сомнения от бережка
пусти, как лодочку. Двоим
нам будет вечер виться,
танцуя с тенью в унисон…
Как часто этот сон мне снится…
Как жаль, что это только сон.
Трамвай
Надоело играть словами!
Ну, пойми меня, разгадай!
Неуклюже взмахнув крылами,
с перекрёстка взлетел трамвай.
Улыбаясь глазами стёкол,
он исчез в городской дали.
Растворился, пропал, истёк он
словно время с картин Дали.
Пролетают трамваи мимо
человеческой суеты.
Прочитаешь, и скажешь – «мило»,
но меня не узнаешь ты.
«Сон мой странный…»
Сон мой странный,
сон мой вещий
вспоминаю запоздало.
Крик гортанный,
чьи-то вещи,
суета и шум вокзала.
Бег. Ступени.
Я
