ые петлицы с большими звездами на новой гимнастерке дорогого сукна не придавали человечку солидности. Впрочем, тот, кто попадал в этот кабинет, редко пускался в подобные рассуждения, ибо звали человечка Николаем Ивановичем Ежовым и был он народным комиссаром внутренних дел СССР, хозяином огромного здания в самом центре Столицы, обычно именуемого Большим Домом.
В этот день настроение наркома было не самое худшее. На узких бледных губах иногда проскальзывала улыбка, что было хорошим знаком для тех, кто оказывался в этом кабинете.
Старший лейтенант Михаил Александрович Ахилло стоял по стойке «смирно», стараясь ничем не выдать своих чувств. Чувства же были не из самых приятных: внезапный вызов, недоуменный взгляд секретаря и, наконец, приглашение «на ковер». Ковер, правда, был хорош: большой, почти на весь кабинет, когда-то присланный из освобожденной Бухары самому товарищу Дзержинскому…
– Здравствуйте, товарищ Ахилло!
По скуластому лицу промелькнула улыбка, карлик встал и пожал Михаилу руку. Все это было добрым знаком, ибо с теми, кто проштрафился, нарком редко бывал вежлив. Последовало уставное: «Здравия желаю!», Ежов кивнул и указал на стул.
– Курите…
Сам нарком не курил, и подобное приглашение тоже было неплохим знаком. Михаил не стал отказываться – папироса настраивала на рабочий лад.
– Товарищ Ахилло, чем сейчас занимается группа «Вандея»?
Тон, каким был задан вопрос, не обещал ничего опасного. Михаил даже позволил себе слегка пожать плечами, прежде чем доложить об успехах. Они были минимальны: работа по материалам с мест, анализ вредительских групп в Столице…
– Товарищ народный комиссар, после исчезновения старшего лейтенанта Пустельги в группе остались только двое. Работа идет очень медленно. И кроме того…
Он замялся. Ежов вновь кивнул, на этот раз поощрительно.
– Кроме того, у нас напрасно забрали дело об исчезновении Пустельги. Есть очень большая вероятность, что его похитили люди из «Вандеи»…
– Похитили? – в голосе наркома скользнуло недовольство. – Вы так думаете? Товарищ Ахилло, руководство считает, что в данном случае проявлено опасное благодушие, более того – политическая близорукость и непрофессионализм! Вот, смотрите…
В руках наркома появилась толстая папка с тесемками. Порывшись, Ежов извлек оттуда несколько листков бумаги.
– Это ответ из Ташкента на наш запрос. Старший лейтенант Пустельга проявлял странное благодушие. Он три раза не давал санкции на арест своих сотрудников, которые после его отъезда были тут же обличены как отъявленные враги народа. Уже не говорю, что его контакты, особенно во время зарубежных командировок, были весьма сомнительными…
Ежов чуть скривился и отложил листок в сторону.
– Но даже не это главное. По нашему мнению, Пустельга намеренно тормозил работу группы. За все время – никакого продвижения вперед, если не считать истории с похищением взрывчатки. Да и тут сработал, насколько мне известно, лейтенант Карабаев. Вы что-то хотите сказать, товарищ Ахилло?
– Можно? – Михаил вновь пожал плечами, запоздало сообразив, что спешить с собственным мнением не следует. – Товарищ народный комиссар! Пустельга возглавлял группу чуть больше месяца. За это время нам удалось установить много важных фактов. Сергея, то есть старшего лейтенанта Пустельгу, назначили на эту должность без малейшей подготовки. Он почти не служил до этого в Столице, даже города как следует не знал! По-моему, сама «Вандея» оценила его высоко, как и покойного майора Айзенберга.
Ежов вновь поморщился и медленно встал из-за стола. Михаил тоже вскочил, но, остановленный резким жестом, опустился на стул.
– Понимаю, понимаю, честь мундира и все такое прочее… Вы это бросьте, товарищ Ахилло! Помнится, два года назад вы отказались руководить агентурной группой в Столице…
Михаил встал, вытянув руки по швам. Разговор сворачивал на опасную колею.
– Я читал вашу докладную! Позор! Вы отказывались вербовать агентов среди актеров, видите ли, по этическим соображениям! Удивляюсь, как вы вообще умудрились остаться в органах!..
Ежов закашлялся, потемнел лицом и опустился в кресло. Ахилло по-прежнему стоял неподвижно, стараясь, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул. Он знал, что начальство, как и собаки, хорошо чует страх и спешит добить ослабевшего.
– Да садитесь вы! – лицо наркома приняло нормальный цвет, он достал из тумбы стола какой-то флакончик и отхлебнул прямо из горлышка. – Садитесь, товарищ Ахилло.
Пришлось сесть, и Михаил вдруг понял, что чувствуют подследственные на допросе. Ощущение оказалось не из приятных.
– В общем, так, – нарком пристукнул ладошкой по зеленому сукну. –
