диспансер на пару месяцев.
Единственная наша надежда и оправдание, что:
– Так нам испокон завещано:
– Лезть и лезть на четвертый Зиккурат Иво Пирамиды. – Хотя и так все есть, и ничего больше не надо.
Одно только так и непонятно:
– Зачем обязательно сметану ставить на самому верхнюю полку и в четыре этажа? – Раз. И два:
– Зачем положенную скидку всегда просить надо? – Ибо после этого любой простой закономерный вопрос:
– Что ты опять тащишь? – вызывает по меньшей мере удивление, как будто я Каин – только что грохнул Авеля, и бегу с его пожитками… И вот он вопрос:
– Куда? – если кроме нас двоих больше никого тады на Земле-то и не было. – Какой смысл бежать Откуда-то в Никуда?
Скорее всего, вот этот Излечившийся Полностью и был сам Авель – я так думаю – за что его и тю-тю. Так а сколько можно:
– То скидку без спросу не сделают, то сметану повесят в нагрузку, а то и без очереди кто-нибудь обязательно влезет, имеется в виду, именно перед вами, правда с добрыми намерениями:
– Я быстро, – а оказывается, брать надо было этой сердобольной, не любящей – как Все – стоять в очередях, бабке не одну пачку майонеза в две, так как только на две распространяется очень желанная – как Всем – скидка, – и следовательно, надо опять по-быстрому, так сказать, бежать в обширный торговый зал и искать еще одну пачку, а где была первая:
– Кто теперь помнит? – А очередь кукует все это время, называемое в народе любовно:
– Я по-быстрому. – А у дома, как было уже сказано, стоят:
– Авеля, что ль, к рукам прибрал? – и так это сурьезно, без специальной насмешки.
А ведь только купил три – правда больших – пакета кабачков, пока они еще не совсем сгнили, а скидка тем временем:
– Действует.
И значит, Кот, чтобы с ним чего не сделали за насмешку, как с той бабкой, которую, как написал Пушкин про Персефону, явившуюся к нему лично на целых шесть летних месяцев, а потом опять канувшую в Лету:
– Я больше никогда не видел, – предложил:
– Сегодня приезжает инкогнито муж этой благородной леди, Моти, Электрик, надо его встретить, напоить в:
Метрополе, или в Балчуге Кемпински, а потом – утром – объяснить ему, что.
– Что? – а ответил Миша Маленький:
– Пусть пообещает мне новые ноги, а пока нет, будет сидеть, точнее, пока что, пилить лес в таежной тайге.
– В тюрьме?
– Почему в тюрьме на Поселении – как Бродский. Хотя, да:
– А Зона не далеко! Пайку захотели?!
– Зачем так орать? – сказал Лева Страус, – тем более, это только в том случае, если пойдет в отказ, мол:
– Ничего писать не буду.
– Так он должен еще написать что-то? – почти с испугом спросил Германн.
– А что
