это могло быть. – То есть, точнее, как было. Преспокойным образом Копию, следовательно, выдают за Подлинник. Эта потребность выдать Копию за Подлинник и называется:
– Соцреализм.
Наши переводчики скрывают, что они делают перевод. Говорят, что их голос это и есть голос героя фильма. Только на русском языке. Сейчас, конкретно, это Кевин Костнер и его дочь Молли.
Художественные произведения – это вообще Артхаус. Поэтому их и не пишут.
Вся сегодняшняя жанровая литература – детективы, мелодрамы – не художественна! Фантастика. Они не по неумению пишут диктанты! А рассчитывают, что именно их схематичные повествования и будут понятны!
Переводчики говорят:
– Мы так – через жопу – не говорим. Мы так изображаем.
Изображают идолов.
Предполагается, что изображение должно быть отчужденным.
В чем разница между этим идолопоклонским отчуждением и тем, что делают художники? Например, Сезанн, Ван Гог, импрессионисты?
Картина – это ведь тоже вроде машина отчуждения. В чем разница между этими отчуждениями?
В Мастере и Маргарите другой язык. Другая фактура. Она принципиально отличается от языка советской литературы. Именно поэтому девушка, в первый раз в начале 90-х прочитав это ММ, сказала:
– Какая-то там мура, то ли – сл. на х в ослабленном значении – то ли ерунда.
Можно подумать, что это дура какая-то набитая.
Нет, она говорила правду. Это, действительно, иностранный язык. Точнее, язык чернокнижника Герберта Аврилакского.
И даже не о том речь, что сразу в начале романа задается сложный вопрос:
– Можно ли узнать то, что было, но сегодня нет? Как сказал артист Назаров, узнать прошлое невозможно. Ибо все умерли. И действительно, просто так, невооруженным взглядом нельзя, не получится.
Но дело, я повторяю, не в этом.
Уже сразу начинается непонятная сцена: пьют газировку. Ибо:
– А при чем тут газировка?
Ведь эта девушка ищет глазами совсем другое. Она ждала, что ребята за газировкой договорятся отказаться от премии. Ибо на самом деле они план не выполнили. Были приписки. Она ждет понять именно то, что и предлагали Булгакову:
– Иди в мартеновский цех, посмотри, как жизнь-то расцветает.
Сначала такие фразы воспринимаются, как издевательство, или, как пропаганда. Но это на самом деле текст, которого ждут, который может быть понят.
А рассказы о загадочных путевках на море для написания повести или романа, об отдыхе в шести или семи комнатах на Клязьме, о жизни в маленьком домике, где главным делом является написание романа и занятия сексом – это черная магия. Текст просто не воспринимается. А уж дальше вообще конец света: летающие любовницы, Воланд, качающийся в воздухе Коровьев, Кот, Азазелло, Гелла. Ершалаим и Пилат. И там же Иешуа, Матфей.
Тут
