ием отправила бы его назад, да владелец придорожного трактира, сдавший отпрыска внаем, вместе с противным мальчишкой предоставил и вьючную лошадку, без которой Кышу просто не под силу было увезти весь мой багаж. А взять меньше никак не получалось, и так отбирала лишь самое необходимое. Мне еще повезло, до того самого трактира мы добирались с попутным торговым обозом, и пока я тряслась в телеге, Кыш немного отдохнул.
Проводник злобно ругнулся себе под нос, но я сделала вид, будто ничего не расслышала, увлеченная изучением своего нового владения. Хотя это зрелище ожидаемо особой радости не доставило. Даже отсюда были видны редкие, осыпавшиеся зубцы полускрытой кустами ограды и провалившаяся крыша донжона, густо оплетенного какой-то вьющейся зеленью.
Впрочем, буйная растительность была пока единственным, чем мог бы похвалиться островок, но я справедливо подозревала, что это кажущееся достоинство замка Глоэн станет самым первым и самым непобедимым изъяном, едва мне придется браться за наведение порядка во дворе и в саду.
– Дальше не поеду! – категорично объявил парнишка, едва мы добрались до первых густых кустов, и на этот раз не поддался ни на какие уговоры и посулы.
Решительно спрыгнул с коня, привязал к своему седлу повод флегматичной кобылки и принялся отвязывать тюки с моим имуществом. День клонился к вечеру, и паршивец явно мечтал к ночи налегке добраться до места нашей последней ночевки – небольшой рыбацкой деревушки, каких много в этом озерном краю.
Пришлось смириться с его упорным нежеланием ехать дальше, слезать с Кыша и помогать. Едва получив расчет, парень вскочил на коня и торопливо помчался прочь, забыв даже сказать хоть пару слов на прощание.
– Храните его светлые боги, – хмуро глянула я вслед уводимой проводником кобылке, приказала Кышу лечь и принялась привязывать багаж к седлу.
Самой мне теперь придется идти пешком, и вряд ли этот путь покажется легким, хотя до ворот не более сотни шагов. Однако вовсе не по присыпанной песочком дорожке, а по зарослям крапивы, сныти и чертополоха, вымахавшим почти в человеческий рост.
– Кыш, тебе выпала честь первому ступить в наши владения, – невесело сообщила я животному и указала на кусты, – вперед!
Верный питомец покорно вломился в заросли сорняков, и мне пришлось, покрепче стянув завязки дорожной шляпы, продираться следом, мысленно заклиная мохнатого друга потерпеть и не метить тропу. Хотя и не в привычках Кыша уподобляться в этом вопросе обычным лошадям, зато он довольно мстителен. И едва заподозрив малейшую обиду или несправедливость, немедленно выразит свое недовольство. Таким способом, какой сочтет подходящим случаю.
Ворота, собранные под кованые пластины из добротных плах мореного дуба, оказались целыми и даже накрепко запертыми, но меня это не огорчило. Рядом, вдоль каменной ограды, вилась еле заметная стежка, протоптанная невесть какими существами в зарослях лопухов и борщевика. Она-то и привела нас к узкому пролому в стене, на первый взгляд не очень подходящему для прохода лошади с грузом. Однако Кыш вовсе не был чистокровным представителем своего рода и потому обладал редчайшими способностями, позволяющими ему не только пробираться по кручам и узким тропкам с грациозностью газели, но и многое другое.
Вот и теперь он спокойно взобрался вслед за мной по обломкам стены к самой широкой части пролома, проследил желтовато-зеленым глазом, как осторожно его хозяйка проверяет тропу, и, обгоняя меня, в три огромных прыжка оказался во дворе.
Тут травы было меньше, и хотя она умудрялась пробиваться даже через щели плотно подогнанных плит песчаника, зато выросла чахлой и мелкой. Роскошные заросли сорняков рвались в основном из углов, куда осенние ветра из года в год наметали мусора и палой листвы.
Мы шествовали по двору неторопливо, как строгий капитан, принимающий под свое командование новую шхуну, попутно изучая все, на чем останавливался взор. Кыша в основном интересовали трава и росшие под окнами одичалые кусты смородины, так как ячмень, взятый на последнем постоялом дворе вместе с проводником, закончился еще вчера вечером, и другого взять было неоткуда. Впрочем, потомка дикого урга и горной пастушьей лошадки это обстоятельство не особо беспокоило. В наследство от папаши ему достались всеядность и почти лисья добычливость. Ну а от матери – обманчиво кроткая внешность и выносливость.
Меня же больше беспокоило, в каком состоянии колодец, – ходить за водой на берег совершенно не хотелось. Еще я упорно искала взглядом дрова, о которых говорилось в описании, сделанном прежним владельцем. Хотя он вполне мог и приврать, ведь точно знал, что ни один дурак не станет тратить уйму сил и серебрушек, чтобы вернуться в Тагервелл и потребовать неустойку.
Разномастные хозяйственные строения, окружавшие двор со всех сторон, безмолвно свидетельствовали о прошлом процветании хозяев Глоэна, но я, не обращая на них внимания, упорно продвигалась к центральному дому, который стряпчий, продававший
