вроде представлений о справедливости – инстанции. В цивилизации же появляется Бог, и отныне это Он судит, а не люди или идеи.
Нужно заметить, что семь смертных, как они называются, грехов возникают довольно поздно, потому что их довольно трудно внедрить в сознание из-за их слишком жёсткого характера, да и вообще даже обычные проступки перед Богом не так легко приживаются в голове, потому что всегда нужен самоконтроль и самонаблюдение, а человеку свойственно отвлекаться и забываться. Как бы то ни было, но идеи о наличии некого главного судьи необходимы для того, чтобы цивилизованное общество могло нормально функционировать.
Суть греха состоит в том, что больше нельзя изменять правила игры. Если с человеком мы всё-таки способны найти какой-никакой компромисс – который, впрочем, будет сильно зависеть в том числе и от наших мировоззренческих установок – с Богом заключить договор куда проблематичнее, потому что не совсем понятно, что именно Он хочет, где надо ставить подпись, куда и как вообще обращаться. Конечно, всегда найдутся те, кто ответит нам на все эти вопросы – и вы догадываетесь, кто это – но всё-таки просто так выйти сухим из воды не получится. Тот же, кто контролирует правосудие, по сути, управляет всем обществом. Неслучайно поэтому то, что жрецы обычно были и священниками, и писцами, и хранителями мудрости и традиций, и, разумеется, чиновниками – те, кстати, и по сей день сохраняют за собой все эти привилегии.
Обратите внимание, что во всей этой схеме нет нужд человека с улицы. Им манипулируют, его мозги промывают, а потом ещё и наказывают – либо изнутри, либо снаружи, соответственно через угрызения совести и с помощью закона. Бог же тут нужен исключительно для того, чтобы затемнить суть происходящего. Есть некий авторитет, в которому все апеллируют, и ему, а, точнее, тем, кто якобы интерпретируют его волю, виднее и по плечу со всем разобраться.
В-третьих, Бог, в сущности, представляет собой квинтэссенцию человека. Я даже не говорю о пантеоне Древней Греции или о других первых попытках представить себе высшее существо. Все они были настолько антропоморфны, насколько это только было возможно. И, между прочим, если посмотреть чуть ли не на любое классическое художественное произведение на данную тему, обнаружится то же самое. Там изображены люди, а не кто-то ещё – ну, разве что добавят каких-нибудь звериных черт. Другой пример являют собой современные комиксы – понемногу становящиеся своеобразной мифологией, без неё у нас никак не получается – которые повторяют всё то же и всё так же.
Даже если сегодня мы и признаём, что Бог не сидит на небе и бороды у Него тоже нет, а Его бытие совершенно непохоже на наше, и в сугубо физическом или материальном отношении Он попросту не существует, мы до сих пор упорно и по-детски наивно продолжаем верить в то, что Его всё равно заботят наши дела и мы сами – такие прекрасные или столь ужасные – вопреки тому, что всемогущему и всезнающему разуму априори и по определению не должно быть интересно
