самая отдаленная деревня сгорела бы без необходимости даже заходить в нее, выпустили бы ракеты и дело с концом, а еще круче, напалом все залить, выжигая саму память о непокорных людях, мешающих строить сильное государство. Или явиться в ничего не ждущую занесенную снегом деревню на снегоходах, и пусть это будет непатриотично, лучше не на отечественном Буране, а на Ямахе и со словами: «Что, не ждали сволочи? "– перестрелять всех с калаша к чертовой матери. Его фантазии затмевали одна другую, в них были только смерть и унижение людей. За все это время он не вспомнил ни разу ни маму, ни брата, ни свою жену из будущей прошлой жизни, как, впрочем, не вспоминал он и нынешнюю семью. Его не беспокоило ничего, кроме великой идеи и преданности безумному делу.
Каждый теплый день только прибавлял лишних неприятностей для карателей. Организовавшись за зиму, партизаны не только умело противостояли спецотрядам, но и достаточно успешно потеснили их, взяв под контроль пятую часть надела. И все понятней становилось, что оставшимся силам не справиться. Но где взять пополнения, ведь лживые рапорты и отчеты убедили высшую власть практически о полном контроле и о буквально двух оставшихся в живых партизанах, причем одного безногого, а другого безрукого. Да с таким, как говорится, справиться, что в галифе оправиться.
К середине мая партизаны контролировали уже половину надела, а из девяти карательных отрядов осталось всего четыре, да и те были сильно потрепанные и уставшие. Они уже не стеснялись обвинений в трусости, отходили к границе надела, поближе к штабу, руководящему операцией. Чтобы хоть как-то скоординировать действия подчинявшихся отрядов, Красноконь приказал явиться командирам. Разожравший морду от безделья, с бравыми усами и вихрастым чубом, Красноконь сорвался отборным матом на командиров отрядов и своих подчиненных по штабу. Обвинения в трусости, в неумелом командовании, в политической близорукости, в тупости, в идиотизме и прочих слабостях сыпались как из рога изобилия. Боевые командиры сидели и получали по соплям, не имея возможности, а может и желания, возразить. Наслушавшись хамства и оскорблений, они были буквально выгнаны с заседания штаба с угрозами, что если за неделю не покончат с партизанами, то он их расстреляет за невыполнение приказа.
Однако, угрозам не суждено было сбыться, то ли там, на самом верху, прозрели, что их умело водят за нос, то ли кто-то стуканул об успехах Красноконя, неизвестно. Но в скорости в штаб нагрянула высокая военная и политическая инспекция. Масштабы лжи впечатлили инспекторов так, что уже через несколько часов весь штаб во главе с Красноконем был расстрелян. Бравый командир, требовавший беспощадно истреблять врагов, был сам истреблен как враг, обвиняемый в неумелом командовании, политической близорукости, предательстве, вредительстве и прочих неблаговидных поступках.
Очередной приказ явиться в штаб вывел Егора из себя, он, еще не оправившись
