все вздохнули обреченно,
Поняв, что здесь еще сидеть.
Картину дел рисуют скромно,
Чтобы понять – кому же сесть.
Вот стол покрылся кучей пепла,
И зал уже не тот, что был.
Один – доверчивый, наверно, —
Вердикт свой сразу изменил.
Другие – те, что помоложе, —
С вердиктом как-то не спешат,
И лезут прямо вон из кожи:
Признать виновным вас хотят.
Но суть да дело, не впервой
Им в доказательствах копаться,
Тряхнуть им что ли стариной,
Чтоб в деле этом разобраться.
И вот он, зал – уже другой:
Старик с постели к двери рвется,
Идет с больною он спиной:
Вдруг все же истина найдется.
И разыграли весь процесс,
Чтоб в деле этом разобраться.
Нить доказательства – эксцесс —
Как будто стала где-то рваться.
И вот сомнения пошли,
По лбам суровым пот струится:
Так не пойдет, их водит бес,
Как можно истины добиться?
Двенадцать в ряд сидят спокойно,
И взгляды их сейчас строги,
Суровы лица, все достойны
Как будто их, а не они.
Их жизнь и опыт – все смешалось.
Мотив для каждого из них
Судьба – история, досталось
Судить других, как если б их.
И все же каждый что-то хочет
И на своем стоит досель,
И снова сцена – нож заточен,
И пристав к ним идет за дверь.
Но все спокойно, все довольны,
И сыгран дважды уж сюжет,
Сидят они глубокой ночью,
И скоро к ним придет рассвет.
А их решение так зыбко,
И дух их все же не окреп.
И нервы их, как будто скрипка,
Играют с ними тет-а-тет.
Огромен зал, пространства вдоволь,
А воздух в нем уже несвеж,
Он весь в эмоциях закован,
Но все же есть пора надежд.
И тот, кто раньше был доволен
Своею жесткостью, в стыде
Дает признание немногим
В своем грехе, как на суде!
И вот, казалось, все свершилось —
И суть ясна, и все при ней,
Но вдруг сомненье воцарилось,
В чужой судьбе, в себе скорей.
В который раз двенадцать, сидя,
Решают что-то для себя.
В чужой судьбе себя не видят,
Сгорая, правда, со стыда.
Но есть закон, суровый, строгий,
И голосуют по нему.
Не много их, с судьбой решенной
По справедливому Суду!
