он обещал жене «вернуться возможно скорее»[40].
23 февраля Николай II прибыл в Ставку, где его вместе со штабом встречал недавно вернувшийся туда после лечения в Крыму генерал М.В. Алексеев. Впрочем, еще в день отъезда царя императрица Александра Федоровна направила вдогонку ему свое письмо с призывом «скорее» вернуться, чтобы руководить «министрами» и обуздать «ревущие толпы»[41]. Тогда же Государственная дума отвергла закон о Главном управлении [т. е. ведомстве] государственного здравоохранения, изданный царем в сентябре 1916 г. в обход законодательных палат – на основании 87-й статьи Основных законов. Так, не дожидаясь «переворота», думская оппозиция ликвидировала первое в России министерство здравоохранения, в котором страна особенно нуждалась в трудный период войны и которое возглавлял выдающийся врач – профессор Г.Е. Рейн. Идя на этот шаг, думцы демонстрировали непримиримую оппозиционность ненавистному им «самодержавию».
В Ставке Николай II узнавал от жены подробности протекания кори у детей. 23 февраля корью заболели цесаревич Алексей и великая княжна Ольга, 24-го – великие княжны Татьяна, Мария и Анастасия. Царь желал, чтобы корью благополучно переболели все его дети, которые тем самым приобретали необходимый иммунитет. В самом деле, в начале марта дети пошли на поправку; а труднее всех пришлось фрейлине императрицы А.А. Вырубовой – «Ане», она перенесла корь уже в зрелом возрасте.
Заботясь о заболевших, императрица не забывала напоминать мужу о происках думской оппозиции и заигрывавшего с ней британского посла Дж. Бьюкенена. Она высказывала надежду на то, что А.Ф. Керенского «повесят за его ужасную речь – это необходимо [военный закон, военное время], и это будет примером», и убеждала царя «быть твердым», а также срочно сообщить в письме к английскому королю «о Бьюкенене»[42].
Дж. Бьюкенен
Однако Николай II избегал политических тем. В письме 24–25 февраля царь даже проговорился, почему он, полностью сосредоточивший в своих руках и дела управления Империей, и высшую военную власть, не перенес свою Ставку в Петроград, где монарху было бы гораздо проще справляться со своими многочисленными делами. Он признался жене, что проживание в Ставке избавляет его от изрядно надоевших государственных забот: «Мой мозг отдыхает здесь – ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания». Правда, на этот раз умчавшего в Ставку монарха настигли иные хлопоты, требовавшие сочетания военных и административных усилий. Из-за «снежных бурь» на юго-западных железнодорожных линиях над русскими действующими армиями нависла угроза «настоящего голода», который мог начаться «через 3–4 дня». Эту новость царь комментировал очень лаконично: «Ужасно!»[43].
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте
Имп. Александра Федоровна – имп. Николаю II. 22 февраля 1917 г. //
Имп. Александра Федоровна – имп. Николаю II. 23 и 24 февраля 1917 г. //
Имп. Николай II – имп. Александре Федоровне. 24–25 февраля 1917 г. //
