а багряная, точно пернатая мышь, а вторая желтая, как подштанники людоеда в день стирки. И обе светили очень ярко, ибо наступило полнолуние.
Сумерки еще полнились шумами: дневные существа (древесные кролики, длинноногие коромыши, горные рыбы и розовые смердуны), собираясь лечь спать, здоровались с существами ночными (пернатыми мышами, птицами-ленивками и газовыми лягушками), которые еще только пробуждались. Высоко в небесах в багряно-желтых полосах лунного света уже вовсю носились пернатые мыши и, врезаясь друг в друга спросонок, громко вскрикивали: «Ай! Ой!»
В Эльфийском Лесу под порывами сырого холодного ветра кланялись и качались деревья. А в Благовонных Грязях липкая жижа вздувалась огромными пузырями, которые лопались с громким и неприятным хлюпаньем. С Людоедских Холмов доносилось мощное чавканье – словно тысяча очень крупных младенцев одновременно сосут во сне большой палец.
По мере наступления темноты все чаще вспыхивали огоньки в огромном и весьма перенаселенном Гоблинтауне: это гоблины готовили себе ужин, громко перекликаясь между собой, распространяя вокруг запахи вонючей овсянки и сопливого хлеба.
– Ты в жаркое плевал?
– Нет еще.
– Ну так плюй скорей, а то у меня духовка перегреется.
Зато Мост Троллей был, как всегда, объят тьмой, казавшейся в ту ночь особенно промозглой. В кромешном мраке тамошние тролли не способны были разглядеть даже кочаны капусты и клубни турнепса, приготовленные на ужин, и порой из-под моста доносился утробный голос:
– Эй, никто мой турнепс не видел?
– Да вот же он!
– Ты что! Чуть башку мне не оторвал!
Когда багряные и желтые полосы лунного света сползли по склонам вулкана Маунт-Бум к его подножию, где высился величественный замок Рогатого Барона, ночную тишину разорвал вдруг пронзительный вопль, донесшийся из окна самой высокой башни замка. Похоже, и здесь кто-то из обитателей Чвокой Шмари перепутал чужую голову и известный корнеплод.
– Уолтер, свекольная твоя башка! УОЛТЕР! ГДЕ ЖЕ ТЫ, НАКОНЕЦ!
Пронзительный голос принадлежал Ингрид, супруге Рогатого Барона, и радости в этом голосе, надо сказать, было мало.
– Иду-иду, радость моя! – заторопился Рогатый Барон, карабкаясь по узкой винтовой лестнице.
– Знаешь, я нашла в каталоге именно то, что хотела! – сообщила ему Ингрид. – Поющие шторы! Вот послушай, что здесь говорится: «Ни одна уважающая себя супруга Рогатого Барона не может обойтись без волшебных поющих штор, ибо они будут нежно убаюкивать ее по ночам, а по утрам будить ласковой и одновременно бодрящей песенкой». Я непременно хочу такие шторы, Уолтер! Хочу, чтобы меня нежно убаюкивали! И будили ласковой бодрящей песенкой! Ты меня слышишь?
– Да, любимая, ты, как всегда, говоришь очень громко и ясно, – ответил усталый барон. – СЛИШКОМ громко и ясно! – проворчал он себе под нос.
Как раз в эти минуты взошла и третья луна Чвокой Шмари – маленький ярко-зеленый шар, который, похоже, появлялся на небесах исключительно в зависимости от собственного желания. Зеленая луна образовала идеальный равносторонний треугольник со своими соседками, желтой и багряной. Разноцветные лунные лучи скользнули по водам Зачарованного Озера, висевшего в воздухе довольно высоко над землей, и высветили семь восхитительных плавучих домиков, что покачивались на темной воде.
Шесть домов были темны и, казалось, покинуты их обитателями. В седьмом же светились все окна; он буквально купался в маслянисто-желтом свете, исходившем изнутри. На верхнем этаже дома, у окна, стоял невысокий и полный господин по имени Рэндальф и не мог оторвать глаз от треугольника, образованного в небесах разноцветными лунами. На лысине у Рэндальфа уютно устроился маленький волнистый попугайчик.
– Ну что ж, Норберт, – обратился толстенький господин к своему помощнику, – астральные знаки вполне благоприятны. Подай мне волшебную шляпу. Я чувствую: у меня в душе зреет заклинание!
– Сию минуту, господин мой, – молвил Норберт голосом грубоватым, но вполне добродушным и, шаркая ножищами, протопал через всю комнату к шкафу. Плавучий дом закачался. Для людоеда Норберт Невеликий был, пожалуй, мелковат, да и силой особой не отличался, но, как и все представители его породы, даже самые тощие и слабые, весил немало.
– Значит, у тебя в душе зреет заклинание? – ироничным тоном переспросила попугаиха, которую звали Вероника. – Ни за что не поверю! Неужели ты опять готовишься произнести то самое, с помощью которого вызывают героя-воителя?
– А почему бы и нет? – с вызовом ответил Рэндальф.
Вероника презрительно фыркнула:
– Я так и думала! Ты у нас,
