и мы очистим для них эту территорию, где можно добывать соль, сколько хочешь, золото, сколько пожелаешь и коку, сколько сможешь продать. Слушай, Большой человек, или по-другому Рональд, я нашёл тебя среди рёва пустыни, когда песок пел песню твоей смерти. Мои братья убили двух коммандос-снайперов на отрогах гор, что по души твоих друзей. Моя мать Урсула выходила тебя. Скажи, неужели ты откажешься помочь маленькому, умирающему народу и не возьмёшь себе в жёны мою дочь?
– Вот это поворот! – Дыбаль уронил сигару.
– Засада, – улыбнулся Айдем.
– Сейчас парень начнёт выкатывать пожелания, включая счёт за проживание на десять тысяч евродолларов, за пользование мини баром, – кивнул Маклифф и начал загибать пальцы, – за услуги массажисток, за медпункт, за прачечную. Мы можем отказаться платить, но ночью нас зарежут или яда в еду добавят.
– Ты большой и сильный, неужели ты уйдёшь вместе со своими друзьями и унесёшь с собой свою мощь, заключённую в твоём семени? – продолжил индеец.
Дыбаль сдерживал улыбку, наблюдая, как Уайтгауз хлопает глазами, раздумывая, как прекратить разговор.
– А скажи, Саурно, что за сила обитает в Ущелье камней? – наконец заговорил Уайтгауз на другую тему.
Айдем покачал головой:
– Ты его не свернёшь. Я в курсе проблем местной евгеники и генетических проблем. Наслушался в пустыне. Он хочет, чтобы ты женился на его дочери. Если мы хотим залезть в ущелье, нам просто необходим этот дядька как проводник. Мне кажется, ты должен жениться.
– Жениться?
– Мы никому не скажем.
– Что ты знаешь про ущелье? – Уайтгауз зло взглянул на Айдема, – это серъёзно?
– Мы, как офицеры, обязаны провести разведку. Маклифф и Дыбаль, будучи штатскими, могут отказаться, но для нас это воинский долг, – ответил Айдем, – но жениться тебе нужно.
– Я женат на Дороти и у меня двое сыновей, – воскликнул Уайтгауз, – Дороти –это мой путеводный маяк. Пока она в моём сердце, я не умру.
– От тебя не убудет. Станешь на недельку мужем красотки, а мы никому не скажем, – лицо Айдема сделалось серьёзным, – это приказ, лейтенант.
– Никому ничего не скажем, – кивнул Маклифф.
– Хуанакава, – позвал свою дочь индеец и она появилась из-за ширмы.
Юная девушка была обнажённой, если не считать нескольких ниток крупных бус на её шее и талии. В руках она держала венок из цветов. Саурно перечислил достоинства дочери, упомянул умение готовить, делать одежду, ухаживать за ранами, ублажать, развлекать танцами и пением. Редко встречающиеся у индейцев светлые волосы и серые глаза, являлись, по его мнению, признаком милости юогов. Потом Саурно принялся хлопать в ладоши, обозначая ритм. Появилась Юана и выключила телевизор. Понсио тоже начал бить в ладоши. Из-за ширмы появились Мануэла и Чабела с бубнами и маракасами.
