«Синдром публичной немоты». История и современные практики публичных дебатов в России. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу «Синдром публичной немоты». История и современные практики публичных дебатов в России - Коллектив авторов страница 6

«Синдром публичной немоты». История и современные практики публичных дебатов в России - Коллектив авторов

Скачать книгу

отвисла у меня, прямо, челюсть,

      Ведь бывают же такие промашки! –

      Этот сучий сын, пижон-порученец

      Перепутал в суматохе бумажки!

      И не знаю – продолжать или кончить,

      В зале, вроде, ни смешочков, ни вою…

      Первый тоже, вижу, рожи не корчит,

      А кивает мне своей головою!

      Ну, и дал я тут галопом – по фразам

      (Слава Богу, завсегда все и то же!)

      А как кончил –

      Все захлопали разом,

      Первый тоже – лично – сдвинул ладоши [Галич 1968].

      Что говорит выступающий – не важно; важно, чтобы в тексте присутствовали привычные ключевые слова вроде «израильской военщины» или «дела мира». Все аплодируют; и если после собрания люди, проголосовав «за», остались в глубине души каждый при своем мнении, на оценку результата это не влияет. Это, другими словами, не Argument.

      В уже цитированной книге Юрчак точно описывает это явление как «перформативный сдвиг»: в период позднего социализма констатирующая функция высказывания становится относительно несущественной, а на первый план выходит его перформативная функция: «создание ощущения того, что именно такое описание реальности, и никакое иное, является единственно возможным и неизменным, хотя и не обязательно верным» [Юрчак 2014: 161][7].

      Приватный дискурс. Ярким примером его является всем известный «спор на кухне». Участвуют люди, хорошо знакомые друг с другом, даже близкие; между собеседниками царит доверие, все высказываются откровенно. Спор эмоционален, собеседники перебивают друг друга. Предметом спора может быть, например, то же самое положение в Никарагуа. Одни говорят, что сандинисты – бандиты, готовые перебить полстраны ради торжества абстрактных идей, другие – что никакой нормальный человек не может жить при сомосовской диктатуре и что вооруженная борьба с ней, пусть и жестокими методами, неизбежна. Одни кричат, что раз газета «Правда» за сандинистов – то они против; другие – что раз американцы за Сомосу – значит, для России лучше сандинисты. В результате такого спора собеседники, как правило, не приходили к общему мнению: каждый оставался при своем[8].

      Этот тип коммуникации тоже отразился в поэзии, на этот раз – в поэме Юлия Кима «Московские кухни»:

Русский ночной разговор

      – «Россия, Россия, Россия» – ну прямо шизофрения!

      – «Россия, Россия, Россия» – какой-то наследственный бред!

      – Ведь сказано было, едрена мать:

      «Умом Россию не понять,

      В Россию можно только верить».

      Или нет.

      – А я поверить рад бы, но из газеты «Правды»

      Не вижу я, во что же мне верить, сэр!

      Религия ликвидирована, крестьянство деградировано,

      А вместо России – Эресе – Эфесе – Эр?!

      Но я не могу любить аббревиатуру,

      Которую я не в силах произнести!

      – Отдай народу землю, отстрой ему деревню – И завтра все воскреснет на Руси!

      – Никита так и начал, да бес его подначил.

      – А этому, с бровями, вообще на все начхать!

      – Земля

Скачать книгу


<p>7</p>

Ср. с утверждением Ю. Левина, что в рамках тоталитарного дискурса оппозиция истинное / ложное становится нерелевантной [Левин 1994: 150].

<p>8</p>

О «русских кухонных разговорах» прекрасно написала Айрин Рис, к книге которой [Рис 2005] я и отсылаю читателей; см. также обсуждение этой книги в журнале «Этнографическое обозрение» (2006. № 5. С. 3–70).