«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники. Владимир Костицын
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу «Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - Владимир Костицын страница 29
Я был довольно быстро разочарован. Человек имел много достоинств, но характера у него не было. Он любил себя слушать, чего у Ленина не было. Он любовался собой, когда хорошо говорил, – законная слабость, но у Ленина ее не было. Он был очень чувствителен к восхищению других, и первый попавшийся льстец мог повлиять на него и заставить его изменить и мнение, и решение. У Ленина этого не было.
В «Единстве» нас было несколько большевиков, в том числе Любимов, я и примыкавший к нам Иорданский. Но главную массу составляли меньшевики: Дневницкий-Цедербаум, Чернышев, Браиловский и др. Были иконостасные фигуры: Дейч, Вера Засулич. Плеханов настоял на приеме Алексинского, что было неудачно во всех отношениях. Были еще старые деятели рабочего движения 90-х годов – доктор Ярцев-Катин, доктор Васильев, бывший секретарь швейцарских профсоюзов. Был «потемкинец» Фельдман, введенный Плехановым. Было очень много почтенных людей, но… влияния на массы не было никакого с самого начала и до самого конца.
Заседания Центрального Комитета[182] происходили у хворавшего Плеханова в Царском селе. Возражать ему было нельзя: он сейчас же выходил из себя и переходил на личности: «С тех пор, как у нас завелись большевики-экспроприаторы…», – говорил он, глядя на меня. Или по какому-нибудь мелкому поводу грозил выходом из организации. Мнения его менялись каждые четверть часа.
Вот пример: после июльских манифестаций он задал мне вопрос, что происходит в армии. Я ответил, что не участвует в каком-либо заговоре лишь один на десять офицеров. «Но… в каком же заговоре, большевистском?» – «Нет, – ответил я, – в реакционном». – «Вы слышите, – обратился он к присутствующим, – нужно непременно написать об этом статью, предостеречь демократию от этой опасности». После моего ухода на него наперли, и статья никогда не появилась.
Другой пример: в ту же эпоху он просматривает газеты с грубейшими нападками на Ленина и говорит: «Посмотрите, что пишут. Это возмутительно, этот поток грязи и грубейшей клеветы: ведь все это не так, ведь вы его тоже знали, тов. Костицын, тов. Любимов. Нет, так нельзя, надо об этом написать». На него наседают после нашего ухода, никакой статьи не появляется, и… он идет в следственную комиссию давать свои показания.
В августе 1917 года Н. И. Иорданский был назначен комиссаром Юго-Западного фронта, а я – его помощником. Мы оба еще верили в революционную войну, а действительность оказывалась иная. Наступила для нас и особенно для меня (так как благодаря частым пребываниям Иорданского в Петрограде я исполнял почти все время обязанности комиссара) тяжелая и трудная эпоха. Высшее командование в лице главнокомандующего ген. Деникина встретило нас прямым саботажем, и первое мое свидание с ним было очень бурное и закончилось почти разрывом.
В конце августа произошло выступление ген. Корнилова, к которому присоединился Деникин. Я арестовал ген[ералов] Деникина, Маркова и других;[183] по армиям были арестованы все
182
С «кооптированными товарищами» во Временный организационный комитет, переименованный затем в ЦК Всероссийской социал-демократической группы «Единство», входили Г. В. Плеханов (председатель), Л. Г. Дейч, Н. В. Васильев, В. Н. Катин-Ярцев, Н. И. Иорданский, Р. М. Плеханова, Э. М. Зиновьева-Дейч, Г. А. Алексинский, В. Р. Чернышев, В. М. Тетяев, А. Ф. Бурьянов, В. А. Костицын, М. Д. Чернышева (секретарь) (см.: Единство. 1917. № 35. 10 мая). Позже в ЦК были дополнительно включены А. П. Браиловский, П. Н. Дневницкий, К. И. Фельдман и А. И. Любимов (см.: Там же. № 55. 3 июня).
183
Сам А. И. Деникин вспоминал: «В 4 часа 29-го [августа 1917 г. ] Марков пригласил меня в приемную, куда пришел помощник комиссара Костицын с 10–15 вооруженными комитетчиками и прочел мне “приказ комиссара Юго-западного фронта Иорданского”, в силу которого я, Марков и генерал-квартирмейстер Орлов подвергались предварительному заключению под арестом за попытку вооруженного восстания против Временного правительства». На автомобилях, в сопровождении броневиков, генералов отправили на гауптвахту, где развели по камерам. «Костицын, – отмечал Деникин, – весьма любезно предложил мне прислать необходимые вещи; я резко отказался от всяких его услуг…» Через пару дней, продолжал Деникин, «на гауптвахте появилась приступившая к опросу следственная комиссия, под наблюдением главного полевого прокурора фронта генерала Батога, под председательством помощника комиссара Костицына…». Но поскольку Иорданский настаивал на скорейшей передаче дела в военно-революционный суд, Костицын, указывал Деникин, «зайдя в мою камеру, от имени Маркова предложил мне обратиться совместно с ним к В. Маклакову с предложением принять на себя нашу защиту». Кроме того, «изредка Костицын знакомил нас с важнейшими событиями, но в комиссарском освещении эти события действовали на нас еще более угнетающе». 27 сентября, в день перевода арестованных из Бердичева в Быхов, «тысячная возбужденная толпа», жаждавшая немедленного самосуда, окружила гауптвахту. С ее крыльца, пытаясь успокоить солдат, «уговаривали толпу помощники комиссара Костицын и Григорьев», начальник юнкерского караула штабс-капитан В. Э. Бетлинг. «Наконец, – вспоминал Деникин, – бледные взволнованные Бетлинг и Костицын пришли ко мне: “Как прикажете? Толпа дала слово не трогать никого; только потребовала, чтобы до вокзала вас вели пешком. Но ручаться ни за что нельзя”. Я ответил: “Пойдем”. Снял шапку, перекрестился: Господи, благослови! Толпа неистовствовала. Мы – семь человек, окруженные кучкой юнкеров, во главе с Бетлингом, шедшим рядом со мной с обнаженной шашкой в руке – вошли в тесный коридор среди живого человеческого моря, сдавившего нас со всех сторон. Впереди Костицын и делегаты (12–15), выбранные от гарнизона для конвоирования нас». Осыпая арестованных ругательствами, забрасывая грязью и камнями, толпа не позволила вести их прямо к вокзалу: «…повели кружным путем, в общем, верст пять, по главным улицам города». Но и на вокзале, по словам Деникина, испытания не кончились: «Ждем час, другой. Поезд не пускают – потребовали арестантский вагон. Его на станции не оказалось. Угрожают расправиться с комиссарами. Костицына слегка помяли. Подали товарный вагон, весь загаженный конским пометом, – какие пустяки! Переходим в него без помоста…». Позже Керенский, иронизировал Деникин, пустил «слезу умиления», что, мол, по иронии судьбы «сообщник Корнилова был спасен от ярости обезумевших солдат членами исполнительного комитета Юго-западного фронта и комиссарами Временного правительства» (