но и зелеными кристаллами мокрой снежной крупы. И казалось ли нам в нашей почти обессиленности, или сквозь снежную зелень проступила реальность – теперь никто не подтвердит свидетельство, мираж открывался нам или плоть, – но вдали, вдали забрезжили отблески верхнего озера, и еще чуть выше него в меняющихся поворотами тропы ракурсах стал видеться серый валун на завершающей скале.
После последнего поворота, перед последним подъемом средь видений голых гор к сереющему камню, мы для последнего дыхания остановились у последнего уже указателя. Надпись на нем была на том же местном языке, но на этот раз внизу был перевод какого-то куска из этого нечитаемого текста – here once, through an alley Titanic, of cypress… Еще через полтора часа мы пришли на то место.
Мы стояли на вершинной точке непостижимого подъема, где-то у верхнего полюса зеленого шара, на более или менее ровной площадке, завершившей скалу над озером. Скала эта выступала вверх из пройденных нами каменистых гор метров на пятьдесят и мутно отражалась в небольшом серо-зеленом озере, лежащем у ее основания. Как хватило нам оставленных в пути сил вскарабкаться на эти скальные пятьдесят метров? Может быть, мутная озерная вода, в которой мы омочили руки и лоб под скалой, вытолкнула нас вверх, туда, где на вершинном каменном пустыре, почти у центра, выходил из скалы плосковерхий серый камень. Я возложил на него Психею, поцеловал ее в глаза, успокоил ее нервную дрожь и взмахнул над ней левой рукой. И вот сгустившийся в зеленоватом небе надо мною привратник Михаил вложил в эту руку отброшенный инвернесский клинок. Я оглянулся – ни деревьев, ни кустов не было на этих высотах, ударом холодной стали я пробил дугу аорты, и струя голубой крови побежала вниз по поросшему по бокам зеленым мхом серому камню, впадая в расщелину, уходящую из-под него вниз по склону горы другого мира. Моя подруга, моя Психея умирала в конвульсиях, а голубой поток ее крови, разрастаясь, скатывался по ложбинам гор – он ускорялся, набирал силу, он был уже водопад. Я посмотрел вниз и вдруг понял, что теперь отсюда через почти развеявшийся зеленый туман стали видны и лежащие внизу нижние части шара, и луга и холмы неведомой страны, над которой завис шар, и более того – города и железные дороги низинного государства. Я видел и Уранию, стоящую с указкой у шара, и себя, бредущего к стране 7, и десятки людей, снующих в последний раз по городам низин. Голубой поток всё нарастал и, смешиваясь с гигантскими камнями, всюду лежавшими на его пути, став селем, рушился вниз и грозил всему низлежащему.
Я достал походную флягу, наполнил ее жидкостью из голубой реки и выпил глоток крови моей Психеи. Я скинул с плеч рюкзак, присел на лепешку бурого мха возле камня и прислонился к нему спиной. Всё еще моросил мелкий дождь, налетали порывы холодного ветра, и я устало смотрел сверху на серую поверхность единственного оставшегося бескровным горного озерца, лежавшего чуть правее кровавого потока, под скалой невдалеке от меня. Кажется, я сделал всё, что было
